Он выпрямился, с облегчением заметив, что спина уже не болит. Недавно Ласк опять пытался выбить то, чего ребята не знали: куда именно направлялись беглецы. И зачем старался? Все, что знал, Костя рассказал еще тогда, когда тэм в первый раз избил его, да и специально приглашенный ведун подтвердил это.
...В ту ночь Костя только начал играть песню о Росвелской страже, их своеобразный гимн. Неофициальный — слишком уж нецензурные слова. Пьяные воины запели, точнее — заорали, когда в трактир вломился патруль. Лера, тащившая пару кувшинов, испуганно оглянулась на громко хлопнувшую дверь. Главный — толстый бэр с яростно выпученными глазами — пробрался к столу, за которыми сидели тэмы, и начал что-то говорить. Ласк слушал пару минут, потом развернулся и запустил в музыкантов полуобглоданной костью. Снаряд пролетел мимо, Костя воспринял это как сигнал и прекратил играть. Стража недовольно взвыла. Некоторые продолжили петь и без музыки. Но Крит рыкнул, и все заткнулись.
— Ну, так что вы скажете по поводу этих ножей? — в наступившей тишине повторил свой вопрос бэр.
Ласк взял протянутое оружие, посмотрел.
— Да, это из моей оружейки. И что дальше?
— О, ничего такого, что могло бы отвлечь уважаемого тэма от этого стола, — продолжил толстяк. — Этим ножом всего лишь убили одного из патрульных.
— Кто?! — не понял Ласк.
— Не могу знать, тэм. Перебит весь патруль, рассказать некому.
— Как это? — снова тупо спросил пьяный.
— Как? — бэр преувеличенно задумался. — Насмерть!
До Ласка дошло, что над ним издеваются, и кто? Человек, который ниже его по титулу. Он взревел и вскочил, опрокинув кувшин с вином. На толстяка это не произвело никакого впечатления.
— Желаете выехать на место происшествия? Это не так уж и далеко, на Часовой площади.
— Еще как желаю! Посмотрим, что это за патруль, который позволил себя зарезать, как пьяных свиней! И при чем тут мой нож?!
Тэмы вымелись из трактира, посетители, те, кто еще стоял на ногах, потянулись следом. Костя вопросительно посмотрел на Жакоба, торчавшего за стойкой. Тот махнул: мол, играйте. Костя поднял смычок.
Через некоторое время в трактир вошли двое достаточно трезвых стражников. Подошли к Жакобу, поговорили с ними. Тот вышел из-за стойки, поймал Леру за плечо и что-то ей приказал. Потом прошел к Косте:
— Заканчивай и марш на двор.
Мальчик оставил в специальной каморке скрипку, переоделся и вышел. Ждали только его, девочки и Антон стояли на крыльце.
— Пошли, — велел стражник.
Костя вопросительно посмотрел на ребят. Лера пожала плечами. Что произошло, никто не знал.
Рассветало. На улицах было тихо, приятно свежо после душного трактира. Такой город — без людей, голосов, звуков, — даже нравился Косте. И ворота дома Ласка, с грифом и львом, вполне смахивали на сказочные. Вот только во дворе ощущение сказки прошло. Тэм орал, размахивая кулаками под носом у стражи. Те переминались с ноги на ногу, отворачивали опухшие рожи, и зачем-то держали в руках веревки. И тут же лежал мертвый Михан...
...Костя снова прислонился лбом к оконной раме. Дальше вспоминалось отрывками. Вот Ласк повернулся, увидел их... И начал бить тут же, во дворе. Костя только прятал руки, сжимал кулаки, боялся повредить пальцы. Когда тэм схватил его за волосы, запрокинул голову и прорычал: «Куда?! Куда побежали эти сволочи?!», — мальчик не сразу сообразил, о ком идет речь. Тэм снова ударил его, сбил с ног. Лежа на земле, Костя увидел, как из конюшни вышел, пошатываясь, Син с разбитым лицом. Увидел его и Ласк, подскочил к конюху.
— За Ласточку я тебя...
Костя закрыл глаза. Послышались звуки ударов, потом закричала Маша, и мальчик испуганно приподнялся на локтях. Конюх лежал в паре метров от него, из перерезанного горла толчками выходила кровь.
Как именно Костя сообразил, что ребята сбежали — сейчас он не мог ни понять, ни вспомнить. Сначала навалилась обида — тяжелая, жгучая. Как же так?! Их бросили! Потом надежда — если все получится, ребята вернутся, обязательно! И снова захлестнул страх перед бесновавшимся в ярости тэмом.
Ласк бил свирепо, вымещая на ребятах злость. Тогда-то Костя и рассказал все, что помнил со слов Рика. Задыхаясь от боли, от страха, что ему покалечат руки, не обращая внимания на заплаканных девчонок. Впрочем, как оказалось, Антон тоже не выдержал, но и он знал не больше.
