Сталки и компания - страница 14

– Старо, – ответил Аладдин. – Ты еще скажи «Дедушкины ходики». А вот что ты вчера напевал на занятиях, Сталки?

Сталки – Раб Лампы, в черном трико, камзоле и в черной шелковой полумаске, лежа на пианино начал лениво насвистывать популярную мелодию из оперетты. Дик Четверка критически наклонил голову и сдвинул вниз большой красный нос.

– Еще разок, и я запомню, – ответил он, выбивая ритм. – Спой со словами.

– «Эй, Пэт, следи за крошкой! Эй, Пэт, последи, не стой! Заверни его в пальто, а то он устроит вой! Эй, Пэт, следи за крошкой! Посиди с ним, не забудь! Будет он всю ночь лягаться и не сможет он уснуть! Эй, Пэт, следи за крошкой!»[38]

– Отлично! Просто отлично! – сказал Дик Четверка. – Только у нас не будет пианино в день премьеры. Мы должны сыграть это на банджо: сыграть и станцевать одновременно. Попробуй, Терциус.

Император подобрал свои длинные рукава и, взяв отделанное никелем банджо, присоединился к Дику Четверке.

– Да, но я почти все время мертвый. Меня убивают в середине пьесы, – ответил Абаназар.

– А это уже вопрос к Жуку, – ответил Дик Четверка. – Попробуй, Жук. Не надо томить нас ожиданием весь вечер. Ты как-нибудь сделай, чтобы на Кису не падал свет, а потом в конце мы все вместе будем танцевать.

– Хорошо, тогда вы вдвоем играйте снова, – сказал Жук, который в серой юбке и в сдвинутом набок каштановом парике со свисающими сосисками кудрей, в сломанных очках, перевязанными шнурком от старого ботинка, изображал Вдову Тянкей. Он махнул ногой в такт громыхающему припеву, и банджо зазвучало еще громче.

– Раз, два, три! «Удалось Аладдину жену получить!» – пропел он, и Дик Четверка повторил за ним.

– «Император спокоен, меняет наряды», – прогудел Терциус свой текст.

– Теперь ты вскакиваешь, Киса! Говори: «Мне кажется, что все же лучше жить!» Тогда мы все беремся за руки и выходим вперед: «Надеемся, что все вы были рады» Ну, ву пониме?

– Ну понимон. Хорошо. А что там у нас в финале? Четыре притопа с поворотом. Раз! Два!

– Прекрасно! Прекрасно! А теперь сцена Вдовы с принцессой. Давай-ка, Турок.

Мактурк, одетый в фиолетовую рубашку и кокетливый голубой тюрбан, сгорбился словно человек, который сильно стесняется. Раб Лампы слез с крышки пианино и хладнокровно ткнул его.

– Играй, Турок, – сказал он. – Это серьезное дело.

Но тут раздался требовательный стук в дверь. Это был Кинг в мантии и шапочке, который наслаждался предобеденной воскресной слежкой.

– Заперли двери! Заперли двери! – сердито закричал он. – Какой в этом смысл и для чего все это нужно... эти женские наряды?

– Пантомима, сэр. Ректор разрешил нам, – ответил Абаназар как единственный учащийся шестого класса. Дик Четверка застыл: уверенность ему придавали тесные брюки, но Жук предпочел скрыться за пианино. Серая юбка принцессы, взятая в долг у мамы одного приходящего ученика и пятнистый корсаж с неравномерно подложенной линованной бумагой выглядели нелепо. Да и в других отношениях совесть Жука была нечиста.

– Как всегда! – презрительно усмехнулся Кинг. – Пустое дурачество и именно тогда, когда все ваше будущее висит на волоске. Ясно! Мне все ясно! Старая банда преступников... объединенные силы беспорядка: Коркран (Раб Лампы вежливо улыбнулся), Мактурк (ирландец нахмурился) и, конечно же, невыразимый Жук – наш друг Гигадибс[39].

Абаназар, Император и Аладдин в большей или меньшей степени соответствовали персонажам, и Кинг прошел мимо них.

– А ну-ка, мой чумазый буффон, выползай из-за музыкального инструмента! Ты, видимо, складываешь стишки для этого развлечения! Считаешь себя поэтом, если можно так выразиться?

«Он их нашел», – подумал Жук, заметив красные пятна на скулах Кинга.

– Я только что имел удовольствие прочитать, как я полагаю, твои излияния в мой адрес... и излияния эти были зарифмованы. Значит... значит, ты презираешь меня, мастер Гигадибс, не так ли? Я прекрасно понимаю... можешь мне не объяснять... что это, по всей видимости, не предназначалось мне в назидание. Мне было смешно, когда я читал это... Да, да, смешно. Эти бумажные шарики, которыми стреляют перемазанные чернилами дети – да, ведь мы еще совсем маленькие, мастер Гигадибс, – им не нарушить моего спокойствия.