Это было началом его партийной карьеры; с июля 1921 года он секретарь Одесского губкома, а с 1925 года – Татарского обкома ВКП(б). Коллективизацию он возглавил на посту секретаря Средне-Волжского крайкома. Примечательно, что 9 июля 1937 года Хатаевич был арестован. 27 октября он приговорен к смертной казни за участие в контрреволюционной террористической организации и необоснованно реабилитирован в 1956 году.
Но важно не это. Именно появление директивы Хатаевича обусловило то, что в этот же день, 30 января, Сталин послал всем крайкомам и обкомам ВКП(б) зерновых районов свою резкую директиву.
В ней он указывал: «С мест получаются сведения, говорящие о том, что организации в ряде районов бросили дело коллективизации и сосредоточили свои усилия на раскулачивании. ЦК разъясняет, что такая политика в корне неправильна. ЦК указывает, что политика партии состоит не в голом раскулачивании, а в развитии колхозного движения, результатом и частью которого является раскулачивание.
ЦК требует, чтобы раскулачивание не проводилось вне связи с ростом колхозного движения, чтобы центр тяжести был перенесен на строительство новых колхозов, опирающееся на действительное массовое движение бедноты и середняков. ЦК напоминает, что такая установка обеспечивает правильное проведение политики партии».
Это звучало почти как окрик. Как удар кулаком по столу. Очевидно, что Генеральный секретарь решительно возражал против превращения раскулачивания в самоцель. Когда 31 января в Москве стало известно о жестком характере развивающихся событий и планах Хатаевича в отношении эскалации арестов, то реакция была незамедлительной.
В тот же день (!) Сталин, Молотов, Каганович направили в Самару новую срочную шифрограмму: «Ваша торопливость в вопросе о кулаке ничего общего с политикой партии не имеет. У вас получается раскулачивание в худшем виде...» Шифрограмма предписывала остановить беззаконие.
Хатаевич отреагировал на требование центра тоже без промедления. На следующий день, 1 февраля, он сообщил Сталину: «Телеграмма принята к строгому руководству». Но одновременно, практически саботируя предписания ЦК, заявил: «Арест кулацко-белогвардейского актива приостановить не можем, ибо он почти закончен. Мы уверены, что допущенная нами ошибка... не принесет вреда делу коллективизации ».
Сталин считал иначе. Именно действия Хатаевича заставили его предпринять меры по обузданию начавшейся местнической стихии раскулачивания. Он не ограничился направлением на места директивы ЦК, в которой резко предупреждал перегибщиков о недопустимости сосредоточивания создания колхозов на репрессивных действиях.
Но он не ограничился этим. 1 февраля ЦИК и СНК СССР приняли постановление «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством». Теперь репрессивные меры ограничивались строгими рамками.
Впрочем, произвола в коллективизации не должно было быть и до этого постановления. Аресты кулаков проходили под непосредственным контролем Объединенного государственного политического управления (ОГПУ). То есть раскулачивание сразу было регламентировано правилами системы осуществления государственной и правовой законности. Но теперь с целью приостановки произвола властей на местах 4 февраля была дополнительно утверждена инструкция ЦИК и СНК о возложении проведения раскулачивания и выселения только на ОГПУ.
Однако умерить пыл радикально настроенных руководителей коллективизации оказалось не просто. Сводки сообщали, что к 20 февраля около 50% крестьянских хозяйств страны было коллективизировано, но Сталин уже не доверял победным рапортам с мест и был встревожен разворачивающейся «антикулацкой стихией».
Чтобы получить информацию из первых рук, он разослал соратников в регионы страны для ознакомления с положением дел. Уже с начала месяца члены Политбюро, включая Орджоникидзе и Калинина, отправились в поездки по деревням. 24 февраля состоялось экстренное специальное совещание ЦК с обсуждением ситуации. Она было критической, вакханалия перегибов не прекращалась. Сталин выслушал доклады с бесстрастным лицом.
