Извещенный об этих встречах Троцкий пришел в восторг. Азартный игрок, он решил сделать на Бухарина ставку. В письме «Откровенный разговор с доброжелательным партийцем», написанным 12 сентября для своих сторонников, Троцкий заявил о своей готовности сотрудничать с Рыковым и Бухариным. Разногласия между оппозицией и Бухариным в отношении крестьянства и строительства социализма отошли на второй план.
Двурушническая политика Бухарина подтолкнула его к поспешным и необдуманным шагам. Считается, что, преувеличив возможную «опасность» своей персоне, Бухарин был в отчаянии. Каменев отмечал, что Бухарин «производил впечатление человека, который знает, что «обречен». Ища поддержки Каменева, он заявил, что «Сталин – это Чингисхан и беспринципный интриган, который все подчиняет сохранению своей власти. Сталин знает одно средство – месть и в то же время всаживает нож в спину. Поверьте, что скоро Сталин нас будет резать».
Эти слова свидетельствует о не очень высоком интеллектуальном потенциале Бухарина. И не потому, что употребленное сравнение Сталина с Чингисханом, не имеющее внутренней логики, а сделанное лишь в качестве напоминания его «восточного» происхождения, – не более чем злобный выпад.
Но если, по мнению Бухарина, публично критикующий его позицию Сталин, – «беспринципный интриган», то как назвать тайный сговор людей, собравшихся «точить ножи» за спиной Генерального секретаря? Нет, Бухарин не чувствовал себя обреченным. Наоборот он азартно плел интригу.
Спустя более девяти лет, уже в конце следствия по его делу, 10 декабря 1937 года он признается в письме Сталину: «И если хочешь уж знать, то больше всего меня угнетает один факт, который ты, может быть, и позабыл: однажды, вероятно летом 1928 года, я был у тебя, и ты мне говоришь: знаешь, отчего я с тобой дружу: ты ведь неспособен на интригу? Я говорю: да. А в это время я бегал к Каменеву («первое свидание»). Хочешь верь, хочешь не верь, но этот факт стоит у меня в голове, как какой-то первородный грех для иудея».
Ленин несомненно был прав, указывая в «Письме съезду», что в Бухарине есть «...нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал диалектики)». Но он не понимал и логики, и многих других вещей, которые знал и глубоко понимал Сталин. Сам Бухарин позже объяснял обращение к Каменеву тем, что «политическая линия Сталина» «ведет к гражданской войне». Но очевидно, что не заботы о стране или народе волновали панически трепещущее сердце Бухарина, а собственная судьбишка действительно мелкого интригана и ничтожного политика.
Его волновали личные житейские интересы, далекие от политики. В разговоре с Каменевым он почти неврастенически пророчествовал: «Если страна гибнет, мы гибнем. Если страна выкручивается, Сталин вовремя поворачивает, мы тоже гибнем». В этом рассуждении выражена вся «идейная» философия Бухарина.
Он умышленно патологически драматизировал ситуацию, перетягивая «штрейкбрехеров» на свою сторону. Как банальный сплетник, он нашептывал Каменеву: мол, «Сталин распускает слухи, что имеет вас с Зиновьевым в кармане. Он пробует вас «подкупить» высшим назначением или назначить вас на такие места, чтобы ангажировать... Я просил бы, чтобы вы с Зиновьевым одобрениями Сталина не помогали ему душить нас».
Бухарин врал, и Каменев понимал это. Но ему было приятно слышать угодническую лесть. На этой встрече, рассказывал Каменев, Бухарин говорил: «Было бы гораздо лучше, если бы мы имели сейчас в Политбюро вместо Сталина Зиновьева и Каменева... Разногласия между нами и Сталиным во многом серьезнее всех бывших у нас разногласий».
Рождавшаяся мелкая интрига со временем превратилась в большую лужу, в которой завершатся крушением судьбы ее участников. Позиция Бухарина отражала интересы определенных общественных слоев, но в планируемом перевороте ставка делалась не на класс или социальную прослойку, а на отдельных лиц.
Это был верхушечный заговор. Впрочем, являлись ли шаги «любимца партии» такими уж паническими? Наоборот, похоже, что он был уверен в своей потенции. В разговоре с Каменевым он даже самонадеянно перехлестывал. Он утверждал: «
