Главным в этих замыслах стало физическое уничтожение Сталина и его ближайшего окружения. Причем для осуществления своих целей по захвату власти оппозиция была готова предложить любую цену: пожертвовать целостностью государства, пойти на сдачу территории страны, ее народа, ее национальных богатств внешним противникам СССР.
И теперь, когда в ход были пущены не только слова, но и террор, оппозицию уже нельзя было рассматривать лишь как проявление инакомыслия, основанного на расхождении мировоззрений. То были действия людей, перешедших в стан внешних врагов государства. Заговор проник во все поры государственного организма. Открытый судебный процесс перевел борьбу с оппозицией на иной уровень и в другую плоскость.
Сталина не могло не насторожить и то, что считавшаяся разбитой и поверженной оппозиция сумела объединиться и безнаказанно действовать на протяжении четырех лет. И когда болезнь проступила яркими пятнами, с тайными и явными противниками следовало покончить раз и навсегда. Для этого нужны были радикальные, хирургические меры.
Но прозвучавшие на процессе признания высветили и другое. Чекисты своевременно не обнаружили момента организации «объединенного центра», возникшего еще в 1932 году. Они не сумели предотвратить убийства Кирова, а расследуя его, не установили связь зиновьевцев с троцкистами.
Вывод, к которому он должен был неизбежно прийти, не мог быть никаким иным, кроме как о необходимости укрепления системы государственной безопасности. Он пришел к убеждению, что Ягода не справляется со своей ролью. Правда, прошел целый месяц после завершения процесса в Москве, прежде чем Сталин принял важное решение.
К активным действиям его подтолкнули взрывы, прогремевшие 23 сентября на шахтах в Кемерово. Уже через день он инициировал перестановки в верхних эшелонах руководства органов госбезопасности. 25 сентября из Сочи в Москву, в адрес Молотова, Кагановича, Ворошилова и Андреева, поступила шифровка за № 1360/ш. Она была подписана Сталиным и Ждановым.
В ней сообщалось: «Первое. Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД. Замом Ежова в наркомвнуделе можно оставить Агранова.
Второе. Считаем необходимым и срочным делом снять Рыкова с НКсвязи и назначить на пост НКсвязи Ягода. Мы думаем, что дело это не нуждается в мотивировке, так как оно и так ясно.
Третье. Считаем абсолютно срочным делом снятие Лобова и назначение на пост НКлеса т. Иванова, секретаря Северного крайкома. Иванов знает лесное дело, и человек оперативный; Лобов, как нарком, не справляется с делом и каждый год его проваливает. Предлагаем оставить Лобова первым замом Иванова по НКлесу.
Четвертое. Что касается Комиссии Партконтроля, то Ежова можно оставить по совместительству председателем Комиссии Партконтроля с тем, чтобы он 9/10 своего времени отдавал НКВД, а первым заместителем Ежова по комиссии можно было бы выдвинуть Яковлева (Эпштейна. – К. Р.) Якова Аркадьевича.
Пятое. Ежов согласен с нашими предложениями.
Шестое. Само собой разумеется, что Ежов остается секретарем ЦК».
Кстати, Ягода узнал о том, что Ежов ездил по приглашению Сталина в Сочи. Об этом ему сообщил Волович, прослушивавший по его заданию телефоны вождя во время его пребывания в отпуске. На допросе 13 мая 1937 года Ягода показал: «В сентябре 1936 года Волович подслушивал разговор между Сталиным, находившимся в Сочи, и Ежовым. Волович мне доложил об этом разговоре, сообщил, что Сталин вызывает Ежова к себе в Сочи».
Однако, как явствует из содержания шифровки, она не предвещала никаких потрясений и не являлась каким-то чрезвычайным решением. Обычные кадровые перемещения. С Ежова даже не снимались обязанности председателя Партконтроля, а Семен Лобов, не пожелавший находиться в подчинении В.И. Иванова, был позже назначен наркомом пищевой промышленности. Правда, ненадолго.
