И, чтобы усилить свое влияние, «пошли в народ» сами лидеры оппозиции. 1 октября Троцкий, Зиновьев, Пятаков, Радек, Смилга, Сапронов и другие выступили с изложением своей позиции на собрании коммунистов московского завода «Авиаприбор». Но собрание не поддержало «пропагандистов». Наоборот, 78 голосами против 21 оно утвердило резолюцию, требующую от Московского комитета ВКП(б) решительных действий по борьбе с оппозицией, «не останавливаясь перед мерами организационного характера ». Пытавшемуся выступить на ленинградском заводе «Красный путиловец» Зиновьеву рабочие даже не дали завершить речь.
Провалились и попытки Троцкого использовать так превозносимые им свои «ораторские способности» – его прервали криками с мест и свистом. «Впервые за почти тридцать лет, – заметил с сарказмом Дойчер, – впервые с тех пор, как он начал свою карьеру как революционный оратор, Троцкий обнаружил, что он стоит беспомощно перед толпой. Его самые неоспоримые аргументы, его гений убеждения, его мощный, звенящий металлом голос не помогли перед лицом возмущенного рева, который его встретил». Насмешки и оскорбления, сопровождавшие выступления других ораторов были еще более выразительными. Обращение оппозиции к массам провалилось.
Выпады оппозиционеров против Сталина опровергала сама жизнь. Народ, переживший бурную революцию и мучительную Гражданскую войну, ясно увидел перспективу возрождения страны. Свою цель Сталин определил недвусмысленно – «социализм в одной отдельно взятой стране».
Из этого грандиозного замысла, отличавшегося от политического словоблудия «левых» и «правых», и вырастала фигура вождя советского народа. Страна выходила из разрухи, она на глазах укрепляла свое положение. 24 апреля 1926 года был подписан договор о ненападении и нейтралитете между СССР и Германией. 12 июля произведена закладка первого в стране Сталинградского тракторного завода. Был взят курс на строительство, и задача, поставленная Сталиным по индустриализации, отвечала чаяниям народа. В действиях оппозиции рядовые большевики видели лишь попытку вернуться к власти со стороны кучки недовольных своим отстранением интеллигентов.
На прошедших в этот период собраниях из 87 388 присутствовавших только 496 человек поддержали оппозиционеров. «Поход в массы» еще не был завершен, когда лидеры оппозиции почувствовали свой провал. 4 октября Троцкий и Зиновьев направили в Политбюро письмо с согласием прекратить полемику, а 16 октября Троцкий, Зиновьев, Каменев, Сокольников, Евдокимов и Пятаков опубликовали покаянное заявление в печати. Они выступили с осуждением своей фракционной борьбы и обещаниями подчиниться партийной дисциплине.
Правда, осуществив этот вынужденный тактический манёвр, Троцкий не удержался и от мелкой пакости. С его подачи Макс Истмен опубликовал в «Нью-Йорк таймс» секретное ленинское «Письмо съезду». Причем лишь в той части, которая касалась только Сталина. Но примирительная пауза продолжалась недолго.
Логическую точку в завершении разгрома оппозиции поставил Пленум ЦК. Троцкого и Каменева исключили из состава Политбюро и предложили ИККИ освободить Зиновьева от поста председателя Коминтерна. Дело не обошлось без трагикомического пафоса. Бухарин, не забывший обвинений со стороны оппозиционеров в связи с его лозунгом «Обогащайтесь», 26 октября выступил с резкой критикой отлученных от власти коллег.
В пылу торжества он потребовал: «Станьте перед партией, склонив головы, и скажите: «Прости нас. Потому что мы согрешили как против духа, так и против сути ленинизма». Скажите, пожалуйста, честно: «Троцкий был не прав...» Почему у вас нет мужества, чтобы прийти и сказать, что ошиблись?».
Сталин не играл в такие ребяческие игры. Он подвел окончательные итоги состоявшегося идейного сражения без превращения его в фарс. Результаты внутрипартийного противостояния были рассмотрены на XV партконференции. С докладом «О социал-демократическом уклоне в нашей партии» Сталин выступил накануне ее завершения, 1 ноября.
Генеральный секретарь обстоятельно разобрал историю создания «объединенной оппозиции», а также подоплеку возникновения теоретических разногласий: о перманентной революции, о возможности победы социализма в одной стране, о неравномерности развития капитализма. Он говорил: «Могут спросить: к чему эти споры о характере нашей революции, к чему споры о том, что будет в будущем или что может быть в будущем, – не лучше ли отбросить все эти споры в сторону и заняться практической работой?»
