Все звучало искренне, но в этом было что-то плебейское. Такое хамелеонство свидетельствовало о том, что противостояние оппозиции Сталину было не борьбой идей. Оно являлось лишь очевидной попыткой перехватить власть, и когда она не удалась – фронда раскаялась. Правда, как станет ясно позже, только на словах.
Принося покаяние, оппозиционеры делали упор на самокритику. «Группировка...– клеймил своих сподвижников Бухарин, – к которой я принадлежал... неминуемо становилась центром притяжения всех сил, которые боролись с социалистическим наступлением, т. е. в первую очередь наиболее угрожаемых со стороны социалистического наступления кулацких слоев, с одной стороны, их интеллигентских идеологов в городах – с другой».
Бухарин свою критику почти адресовал в будущее – «перестройщикам»: «Победа «правых», признал он, «ослабила бы до крайности позиции пролетариата, привела бы к преждевременной интервенции, которая уже нащупывала своими щупальцами слабые и больные места, и, следовательно, к реставрации капитализма».
Заявление Каменева звучало еще более эмоционально: «Следует помнить, что та эпоха, в которой мы живем, в которую проходит этот съезд, есть новая эпоха в истории мирового коммунистического движения, что она войдет в историю – это несомненно – как эпоха Сталина, так же как предшествующая эпоха вошла в историю под именем эпохи Ленина... Я хочу сказать с этой трибуны, что считаю Каменева, который с 1925 по 1933 год боролся с партией и ее руководством, политическим трупом, что я хочу идти вперед, не таща за собой по библейскому (простите) выражению эту старую шкуру».
Выступая с трибуны, Томский провозглашал: «Товарищ Сталин был самым последовательным, самым ярким учеником Ленина... наиболее далеко видел, наиболее неуклонно вел партию по правильному ленинскому пути...»
То был парад людей, судорожно цеплявшихся за возможность вернуть утерянные привилегии, удержаться на плаву. Сталина превозносили все. Но больше всех выступающих упомянул имя вождя будущий «развенчатель» культа – Хрущев. Прирожденный подхалим и большой негодяй упомянул Сталина более 20 раз! Восхвалений в адрес Сталина не допустили только два человека: сам Сталин и председатель мандатной комиссии Ежов.
Однако Сталин не принадлежал к людям, склонным примитивно покупаться на подхалимское выражение преданности ему. Слова для него не играли роли; тем более услужливая лесть. Впрочем, уже само то, что подчеркнутое подобострастие не спасло партийных вельмож от сокрушения волной «большой чистки», свидетельствует о том, что вождь верил не словам, а делам, не декларациям, а поступкам.
Парадокс ситуации в ином. Отдавая должное Сталину «как фельдмаршалу пролетарских сил, лучшему из лучших», – оппозиция не лгала. Она не лгала и тогда, когда признавала громадность успехов страны. Жизнь подтвердила правильность сталинской линии, и это было неоспоримо. Оппозиционеры проиграли; и им не оставалось ничего другого, как, «скрепя сердце и спрятав кулаки в карманы», сделать вид, что они больше не враги. Однако покаяния и клятвы о прекращении борьбы были лицемерием. За кулисами они строили совершенно иные планы; продолжали подготовку к совсем другому спектаклю.
Закончившийся 10 февраля 1934 года съезд прошел в атмосфере торжества и аплодисментов; и хотя на нем значительно обновились состав ЦК и секретариат, в Политбюро изменений не произошло. В него вошли те же, кто был избран в декабре 1930 года: Андреев, Ворошилов, Каганович, Калинин, Киров, Косиор, Куйбышев, Молотов, Орджоникидзе, Сталин. Как и прежде, Сталин был избран в секретариат, но уже теперь без титула «генеральный».
Он устранил ту формальную зацепку, за которую так старательно хваталась оппозиция. Однако это не ослабило его фактического положения. Наоборот, оно укрепилось. Руководящая группа неформального узкого руководства в составе: Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Орджоникидзе – пополнилась «новичком» Ждановым, ставшим, как и Киров, секретарем ЦК.
С.М. Кирову поручили заниматься организационной работой партии и массовых организаций. Яркий оратор, еще накануне съезда на ленинградской партконференции в январе 1934 года Киров громогласно заявил: «Личность такого масштаба, как Сталин, – трудно постижима. За прошедшие годы не было никого, кто так отдавал бы себя всего работе, – ни одного начинания, ни одного призыва, ни одной директивы в нашей политике, автором которой не был бы товарищ Сталин».
