Искренний друг Сталина, убежденный фанатик ленинизма, «потомственный пролетарий», но своенравный политик и опасный идеалист был торжественно увенчан лаврами «кронпринца» на престол партийного лидера. Сталин не мог не ненавидеть такого друга. Он не подходил к плеяде Молотовых, Кагановичей, Ворошиловых. Несмотря на все дифирамбы Кирова, Сталин чувствовал, что Киров — все еще человек вчерашнего революционного дня. Даже в самом Сталине Киров восхвалял именно вчерашний день революции: «Сталин — верный ученик Ленина!» От самой хвалы Кирова отдает какой-то еле уловимой покровительственной снисходительностью: «После Ленина мы не знаем другого человека, который так верно и талантливо вел бы партию по ленинскому пути, как Сталин. Это должна знать вся партия», — твердил Киров, но Киров ни разу не говорил того, что Молотовы и Кагановичи утверждают уже давно: «Сталин — это Ленин сегодня».
Киров помешался на Ленине! Целясь в сердце партии Ленина, трудно завербовать в заговорщики такого фанатика. Хуже этого: можно нарваться на сопротивление его «железной стойкости» и «прямоты». Прежде чем приступать к осуществлению намеченной цели, надо его убрать. Арестовать и судить на Лубянке как «врага народа»? Но этому не поверят не только партия, но даже НКВД.
Объявить Кирова на пленуме ЦК новым «уклонистом»? В этом случае в «уклонистах» мог бы очутиться сам Сталин. Киров — не бывший меньшевик, как Троцкий, не дезертир Октябрьской революции, как Зиновьев, не «левый коммунист», а потом и «правый оппортунист», как Бухарин, не бывший «националист», а потом и «каменевец», как Сталин — он «образец большевика», как писал тот же Сталин в некрологе по поводу его убийства. Записать такого в «уклонисты» просто невозможно.
Вдобавок ко всему этому его искренняя преданность Сталину вне сомнения. Такую преданность Кирову Сталин выказывал и сам, выдвинув его в 1926 году на пост руководителя ленинградской партийной организации, хотя секретарем ЦК партии Азербайджана он был назначен еще Лениным (1921 год). Свою дружбу с Кировым Сталин засвидетельствовал и в трогательной надписи на авторском экземпляре «Вопросов ленинизма»: «Брату моему и другу Сергею Мироновичу Кирову от автора. И. Сталин, 1924», — гласит эта надпись.
Да, такого Кирова нельзя было убрать политически, но его легко было убрать физически. И сразу добиться двух целей: убить конкурента и воспользоваться этим убийством для оправдания «великой чистки».
* * *
Но как же Ягода пошел на это? А вдруг дело провалится? Вдруг его разоблачат люди Кирова или сам Киров? На это дал классический ответ прокурор Вышинский: «Ягода — не простой убийца. Это — убийца с гарантией на неразоблачение».
Верховным гарантом «неразоблачения» был сам главный организатор Сталин — но только до поры до времени…
Теперь перед Ягодой была поставлена более трудная и ответственная задача — подготовить несколько процессов в Москве и Ленинграде по ликвидации, во-первых, собственных исполнителей, во-вторых, политических врагов Сталина, абсолютно непричастных к убийству Кирова. Первая задача была легкая: Николаева и его личных друзей (Католинов, Румянцев, Сосицкий и др.), которые могли знать кое-что о подлинных организаторах убийства, арестовали и в подозрительно спешном порядке, через какой-нибудь месяц (в начале января 1935 года), расстреляли. Официальное сообщение говорило, что состоялся суд и что обвиняемые из «группы Николаева» расстреляны. Был ли вообще суд, что подсудимые говорили, каковы были показания самого Николаева, расстреляны ли они через месяц, а не через день, как тот охранник Кирова, о котором говорил Хрущев, — все это осталось тайной.
Медведь и Запорожец были «наказаны» назначением на другую чекистскую работу на Дальнем Востоке «за необеспечение охраны Кирова».
В середине января 1935 года в Москве состоялся первый процесс над Зиновьевым и Каменевым. Им предъявили обвинение, что они поручили Николаеву и его группе совершить убийство Кирова. Косвенное доказательство: все члены группы Николаева коммунисты — бывшие зиновьевцы (хотя сам Николаев был с самого начала сталинцем).
