Поступить так с платформой людей, которые на своих знаменах написали магический лозунг духа нэповской России — «Обогащайтесь!» — сталинцы не могли. Вот почему они не осмеливались опубликовать бухаринскую программу. Зато вся печать страны кричала: бухаринцы хотят восстановить в России старый царский строй капиталистов и помещиков! В это же время члены Политбюро Бухарин, Рыков и Томский, читавшие эту печать, как и вся страна, хранили абсолютное «молчание», а молчание, как говорят, есть знак согласия. Они молчат — значит, они и всерьез «реставраторы» — так мог рассуждать простой народ. Откуда было ему знать, что уста правых искусственно закрыты.
Если в программе бухаринцы пользовались преимуществом правильно понятого духа нэповской России, то в тактике, если ее понимать не только как искусство пассивного маневрирования, но и как оружие внезапных диверсий и решительных действий на повороте истории, бухаринцы уступали троцкистам. Троцкий и троцкисты были решительные, жертвенные и мужественные люди, не боявшиеся апеллировать и к улице (демонстрации 7 ноября 1927 года), но их «апелляция» не была «созвучна эпохе», и поэтому они проиграли. Бухаринцы находились в «контакте с эпохой», но они не меньше, чем Сталин, боялись того же народа, к которому надо было «апеллировать». Сталин был прав, когда окрестил их новым прозвищем — «оппортунисты». Но, увы, это был «оппортунизм» на пользу самому Сталину.
* * *
После вывода Бухарина из Политбюро и предупреждения остальных вопрос о дальнейшей тактике по отношению к сталинцам вновь заострился.
Либо полная капитуляция, либо переход к активным действиям, — другой альтернативы сталинцы не допускали. На созыв съезда партии Сталин соглашался также только при полной капитуляции правых.
Сталин пошел еще дальше в своих требованиях. Если раньше можно было излагать — письменно или устно — на заседаниях ЦК взгляды, расходившиеся со взглядами сталинцев на текущую политику, то теперь и такое действие считалось противоречащим требованиям партии. Больше того: любой член партии — от члена ЦК и до рядового коммуниста — который публично не клеймил «правых оппортунистов»— бухаринцев, автоматически зачислялся в новую категорию «врагов партии»— в «примиренцев». Сталин — Молотов — Каганович лишали членов партии даже того преимущества, которым пользовались лидеры правых — права «молчания». Полуторамиллионная масса членов партии должна была во всеуслышание осуждать «платформу» правых, которой они никогда не видели, совершенно так же, как это делали, по свидетельству Силоне, члены Президиума Исполкома Коминтерна по отношению к Троцкому.
Этого мало. Надо было везде и всюду «выявлять и разоблачать» «оппортунистов на практике», как гласила партийная директива со страниц «Правды» и «Известий» накануне XVI съезда.
И этого еще мало. Закрытые и открытые партийные директивы требовали «беспощадно» выявлять и разоблачать «скрытых оппортунистов», которые на словах согласны с партией, формально даже проводят установки ее, но в душе остаются «оппортунистами» и держат «камень за пазухой». Такова была общая атмосфера в партии к концу 1929 года.
Выбрать в такой атмосфере тактику, гарантирующую успех, особенно тактику активного действия, было нелегким делом, тем более, что сталинцы искусственным маневрированием, с одной стороны, и морально-политическими репрессиями, с другой, добились первого открытого раскола и в руководстве правых. Члены ЦК Михайлов, Котов, Угланов и Куликов на том же пленуме подали заявление «о разрыве с правыми». Политический «капиталист» Сталин весьма умело воспользовался этим «капиталом»:
18 ноября 1929 года в «Правде» (№ 268) появились заявления этих четырех виднейших членов ЦК об их полной капитуляции перед Сталиным и решительном осуждении своей, ранее совместной с Бухариным, программы. Рыков, Томский и Угаров заявили пленуму, что они, оставаясь при своих взглядах, подчиняются решению большинства. Лишь один Бухарин бросил Сталину вызов — он заявил, что не признает решения пленума ЦК и не успокоится, пока не доведет своих взглядов до сведения всей партии. Но такой образ действия Бухарина осуждал вместе со Сталиным и Рыков. Рыков и отчасти Томский считали, что надо продолжать и впредь тактику «выжидательного бездействия». Я убежден, что не Сталин, а Рыков и Томский убедили Бухарина в необходимости подать заявление в Политбюро от 25 ноября 1929 года о подчинении решению сталинского большинства ЦК. Но Бухарин писал, что он целиком остается при своих старых взглядах. В отличие от заявлений Котова, Угланова и других, Сталин, конечно, его не опубликовал (подобный «капитал» приносил лишь отрицательные проценты), но этого было вполне достаточно, чтобы заявить в печати о победе сталинцев.
