— Жабрей? Жабрей, что это значит, что за слово такое? — спросил товарищ Артур.
— Жабрей это… ну муж жабы, — пояснил товарищ Тыжных.
— Ах, вот как, понятно… Хорошее определение, верное, но вот в одном вы не правы, товарищ…
— Тыжных, — представился Свирид.
— Товарищ Тыжных, — продолжал пришедший. — У нас в СССР больше нет баб, у нас… — он замолчал, давая возможность продолжить молодому оперуполномоченному.
— Да, понял я, товарищ Артузов, у нас женщины.
— Верно, товарищ Тыжных, которых мы любим и ценим, они наши матери, боевые подруги и товарищи, и каждую из них мы должны беречь и уважать. Даже если они и оступились. Или встали на неправильный путь.
— Есть уважать и беречь женщин, — сказал Свирид.
— Товарищ, Артур, — заговорил Буханкин.
— Да.
— Нам бы МУР сюда позвать, не разберёмся мы тут без них, нет у нас методик, и мы с Тыжных не специалисты, я тут сижу и думаю, как всё здесь классифицировать, как подсчитать, сколько было жертв. Откуда они и кто.
— Товарищ… — Артузов замер, ожидая имени.
— Оперуполномоченный Буханкин, — представился Арнольд.
— Товарищ Буханкин, никого мы вызывать не будем, это дело секретное и государственной важности. Будем разбираться сами по мере сил. Хорошо, что эта женщина нам позвонила, а не в МУР. Кстати как вам она показалась?
— Редкая красавица, — сказал Арнольд Буханкин.
— Из эсеров она, и Савинкова знает, — бурчал Тыжных. — Раньше была, сейчас, вроде, член ВКПб. Да и то проверить нужно, не похожа она на нашу, больше на нэпманшу смахивает.
— Вот как, ну что ж, пойду, взгляну на нэпманшу, где она?
— В соседней комнате, с товарищем Эгундом, — доложил Арнольд.
— Здравствуйте, я Артузов, — поздоровался товарищ Артузов, входя в комнату, где были Ракель Самуиловна и товарищ Эгунд.
Он поздоровался за руку с Яном Карловичем, и сразу подошёл к дохлому ящеру, осмотрел его внимательно и констатировал:
— Опять серый.
— Да, той же породы, что и Яшка Свердлов, — тихо, что б не слышала товарищ Незабудка, — сказал товарищ Эгунд.
— Значит, жабрей нарвался на вас, — теперь товарищ Артузов говорил с Ракель Самуиловной, — а вы оказались из эсеров, товарищ…
— Незабудка, Ракель Самуиловна. Я из эсеров, но давно уже член ВКПб.
— Незабудка?! — даже обрадовался товарищ Артузов. — Так вы легендарная товарищ Катя! За вами Жандармерия числила три акта. Вас Савинков всем в пример ставил.
Слова и тон товарища Артузова безусловно польстили красавице, но говорить, что за ней числилось не три, а пять терактов, она не стала. Скромно промолчав, только вздохнула, товарищ Незабудка устала, как в молодости, когда её допрашивали по восемь часов к ряду.
— Значит, этот жабрей завёз вас сюда, как и многих других, женщин, чтобы здесь, в глуши, спокойненько убить, — продолжал товарищ Артузов задумчиво, — да не на ту, как говорится, напал, не знал жабрей, что в гости к нему едет известная в прошлом, террористка, товарищ Катя.
Ракель Самуиловна снова скромно молчала.
— Жабрей? — удивился новому словцу товарищ Эгунд. И кивнул на дохлого ящера. — Это его имя?
— Пора бы вам знать, дорогой Ян Карлович, — улыбался товарищ Артузов, — жабрей — это муж жабы, а не имя. Ну, мне так ваши молодые сотрудники объяснили только что.
— Ах, эти, ну что ж, ребята колоритные, и суждения у них свежие.
— Надёжные?
— Молодые, но убеждённые коммунисты.
— Хорошо, — товарищ Артур Артузов чуть помолчал и заговорил, — товарищ Незабудка, вы в большой опасности, ящеры не прощают убийства своих сородичей. Они убили всех рабочих городе Орле, одного за другим, всех тех, кто принимал участие в убийстве ящера Яшки Свердлова. Думаю, что в ваших интересах покинуть Москву.
— Яков Свердлов был ящером, как и этот? — Ракель Самуиловна не верила своим ушам.
— Да, был ящером, или жабреем, как тонко подметил товарищ Тыжных, и страшным людоедом к тому же. Страшным. Да они все такие, впрочем. Вам нужно уезжать, и подальше.
— Ну что ж, нужно — так уеду, — произнесла Ракель Самуиловна.
— Вы коммунист, товарищ Катя? — спросил Артузов, опять чуть помедлив.
— Член ВКПб с шестнадцатого года, билет у меня дома, — отвечала товарищ Незабудка.
