Далее Коротков приводит выжимку из сообщений «Корсиканца» с октября 1940 года по март 1941 года. Все они свидетельствуют об агрессивных намерениях Германии. Коротков отмечает, что «Корсиканец» заслуживает полного доверия и что данные о том, «что немцы с полной серьезностью взвешивают вопрос о нападении в скором времени на Сов. Союз, полностью соответствует действительности». Делая оговорку, что его мнение о «Корсиканце» носит во многом личный характер, Короткое высказывает пожелание, чтобы с «Корсиканцем» встретился сам резидент Кобулов, что «облегчило бы задачу для меня и тов. Кобулова, и дачу советов и корректировку со стороны последнего».
Завершает письмо Короткое словами: «Мы дважды писали в Москву, что было бы хорошо сделать „Корсиканцу“ продуктовый подарок. Однако кроме совета дать ему карточки, которых у нас нет, мы ничего не получили. Отношения с К. мы стараемся придать, помимо всего прочего, характер личной дружбы, и такая внимательность с нашей стороны была бы только на пользу дела. В Москве, по-видимому, материалы „Корсиканца“ не сконцентрированы в одном месте…»
Это письмо — крик души честного, преданного Родине и своей службе человека. Его экивок в сторону Кобулова не должен вводить в заблуждение, комплименты ставленнику и другу Берии носят чисто дипломатический характер.
Никакого результата письмо не имело. С ним ознакомилось начальство, и его подшили в дело. Впрочем, я не прав. Один результат все же был. Короткову разрешили сделать «Корсиканцу» продуктовый подарок!
Какие же сообщения поступали от другой агентуры Берлинской резидентуры внешней разведки перед началом войны?
От надежного источника «Франкфуртера» (офицера германской военно-морской разведки) поступила 1 мая 1941 года важная и точная информация о положении в Германии с такими ценными стратегическими материалами, как бензин и каучук, а также с хлебом. Однако о войне — ничего.
В числе источников резидентуры были «Швед», «Грек», «Итальянец», «Турок». Нельзя утверждать, что они были агентами. Возможно, доверительными связями, а то и просто контактами оперативных работников или агентов, например, «Швед» был контактом «Старшины» Так или иначе, о какой-либо информации непосредственно от них, касающейся предстоящей войны, автору неизвестно.
Другое дело — Брайтенбах. В середине марта 1941 года он сообщил о том, что в абвере в срочном порядке укрепляют подразделение для работы против России. На встрече 28 мая рассказал о проводимых в госаппарате мобилизационных мероприятиях. Два дня назад ему предложили составить график круглосуточного дежурства сотрудников его отделения (в гестапо). Когда он попытался навести справки, зачем это нужно, ему ответили, что это секрет. Последняя встреча Брайтенбаха с сотрудником резидентуры Журавлевым состоялась 19 июня. Агент пришел на встречу сильно взволнованный. Он сообщил, что в его учреждении только что получен приказ немецким войскам 22 июня после трех часов утра начать военные действия против Советского Союза. В тот же вечер эта исключительно важная информация была передана в Москву. Ее направили через посла, которым был Деканозов, близкий соратник Берии. Как полагали сотрудники резидентуры, это обеспечивало более быстрое ее прохождение.
Это была единственная достоверная информация о точном времени начала войны, полученная от абсолютно надежного источника! Судьба ее неизвестна, но о ней мы еще поговорим.
Непосредственно на Берлинскую резидентуру замыкалась еще одна — Варшавская. Там находились только два оперативных работника: Иван да Марья — Петр Гудимович и его супруга Елена Модержинская, прибывшие в Варшаву только в декабре 1940 года и не имевшие надежных источников. Тем не менее, приехав в Берлин 20 апреля 1941 года, Гудимович представил свои наблюдения о положении в Польше. Они вошли в сообщение, которое было доложено Сталину 5 мая 1941 года и подтверждало активную подготовку немцев к нападению на СССР.
* * *
Но в семье не без урода. Наряду с честной и добросовестной агентурой Берлинской резидентуры в нее затесался предатель, информация, точнее дезинформация которого сыграла немалую роль в принятии Сталиным неверных решений в дни и часы, предшествовавшие войне.
