Сталин. Феномен вождя: война с собственным народом, или Стремление осчастливить его любой ценой - страница 33
На деле в этой записке Тухачевский фактически предлагал альтернативный правительственному (ворошиловскому) оборонный проект. Он предлагал программу, которая смещала военно-экономическую доминанту в оборонную сферу. Это была уже особая концепция развития страны и государства.
Ворошилов тогда всполошился: эта записка показывала полную несостоятельность его как наркома обороны. Два месяца понадобилось ему, чтобы уговорить начальника штаба РККА Б. М. Шапошникова (1882–1945) раскритиковать содержание и основную цель записки командующего ЛВО. Хитрый лис Шапошников был профессиональным военным и прекрасно понимал значимость идей, содержащихся в записке, но к Тухачевскому испытывал сильную неприязнь и потому принял сторону Ворошилова. Это позволило наркому обороны 5 марта 1930 года (два месяца ушло на подготовку) направить генсеку не саму записку Тухачевского, а ее резюме от своего имени и имени Шапошникова, в котором Ворошилов писал: «…Направляю для ознакомления копию письма Тухачевского и справку штаба по этому поводу. Тухачевский хочет быть оригинальным и радикальным. Плохо, что в КА (Красной армии. – Вл. К.) есть порода людей, которая этот радикализм принимает за чистую монету».
Сталин ответил своему наркому через 18 дней (23 марта), но этого времени, судя по ответу, ему недостало, чтобы разобраться в деле по существу. «Я думаю, – отвечает он Ворошилову, – что «план» т. Тухачевского является результатом увлечения «левой» фразой, результатом увле чения бумажным, канцелярским максимализмом. Поэтому-то анализ заменен в нем «игрой в цифири», а марксистская перспектива роста Красной армии – фантастикой. Осуществить «такой план» – значит наверняка загубить и хозяйство страны, и армию. Это было бы хуже всякой контрреволюции…»
Разумеется, Ворошилов тут же направил копию письма Сталина Тухачевскому, упрекнув того в «канцелярском максимализме», а от себя добавил: «Я полностью присоединяюсь к мнению т. Сталина, что принятие и выполнение Вашей программы было бы хуже всякой контрреволюции, потому что оно неминуемо повело бы к полной ликвидации социалистического строительства и к замене его какой-то своеобразной и, во всяком случае, враждебной пролетариату системой «красного милитаризма».
Но этого наркому показалось мало. Чтобы окончательно подорвать моральный авторитет Тухачевского в глазах военных, Ворошилов созвал расширенное заседание Реввоенсовета, на котором поиздевался над «фантазером» Тухачевским и огласил свою оценку записки командующего ЛенВО и письмо Сталина.
Тухачевский обиды не стерпел и 19 июня написал личное письмо Сталину: «Я не собираюсь подозревать т. Шапошникова в каких-либо личных интригах, но должен заявить, что Вы были введены в заблуждение, что мои расчеты от Вас были скрыты, а под ширмой моих предложений Вам были представлены ложные, нелепые, сумасшедшие цифры…»
Судя по этому письму, Ворошилов направил Сталину вовсе не копию записки Тухачевского от 11 января 1930 года, а соответствующим образом препарированную выжимку, снабженную комментарием профессионального военного Шапошникова. Поэтому Тухачевский настойчиво пытается донести до Сталина свою идею в неискаженном виде.
В июле 1930 года во время XVI партсъезда он в кулуарах подходит к Сталину и в коротком разговоре пытается объясниться уже не с Ворошиловым и Шапошниковым, а лично с генсеком, говорит, что Ворошилов исказил его основную идею о модернизации вооруженных сил. Сталин не был бы Сталиным, если бы не сумел понять, что речь идет не о личной склоке, а о судьбе страны. Не имея возможности выслушать Тухачевского в зале заседаний партсъезда, он предлагает тому подробно изложить свою точку зрения в личном письме на свое имя. Тухачевский перерабатывает свои предложения и в декабре 1930 года направляет генсеку личное письмо.
