Сокрытие, потаенность «секретов» обнаруживает еще одну точку совпадения с традиционным способом обращения со священным. «Создание покровов, пелен, завес и киотов для образа соответствовало православным представлениям о необходимости сокрытия святости»[492].
М. Элиаде определял священное, наряду с эстетическим, как одну из базовых доминант человеческого существования.
Человек узнает о священном потому, что оно проявляется, обнаруживается как нечто совершенно отличное от мирского. Для объяснения того, как проявляется священное, мы предлагаем термин иерофания (hierophanie)… т. е. нечто священное, предстающее перед нами. Пожалуй, история религий, от самых примитивных до наиболее развитых, есть не что иное, как описание иерофаний, проявлений священных реальностей. Между элементарной иерофанией, например, проявлением священного в каком-либо объекте, камне или дереве, и иерофанией высшего порядка, какой является для христианина воплощение Бога в Иисусе Христе, есть очевидная связь преемственности. И в том и в другом случае речь идет о таинственном акте, проявлении чего-то «потустороннего», какой-то реальности, не принадлежащей нашему миру, в предметах, составляющих неотъемлемую часть нашего «естественного» мира…[493]
Можно предположить, что отсутствие религиозной практики, а с ней — мистического опыта, который человек русской культуры осваивал и переживал в таинствах Церкви, приводит к тому, что необходимый, тем не менее, опыт иерофании осуществляется стихийно. Потребность в метафизическом опыте обретает формы игры: «секретов» — как опыта манипуляции со смыслом и ценностью на «внутренней» границе того и этого мира, «похорон», детских гаданий и «вызываний духов» — как опыта манипуляции ценностью и силой на «внешней» границе миров.
Тема «секретиков», к которой я впервые обратилась в начале 90-х годов, послужила толчком к анализу советской массовой культуры и повлекла за собой интерес к истории посвятительных пространств (ритуальных площадок) советской эпохи, в том числе и к «главной ритуальной площадке» — мавзолею и выставленной/спрятанной там мумии Ленина. Ту же связь — ценность, метафизический опыт, а также и утверждение «Ленин в мавзолее — главный секретик страны» я нашла на форуме сайта «Союза правых сил», где 18 ноября 2005 года обсуждалась тема «Секретик — страх смерти»:
В чем смысл «секретика»?
Мне кажется, что «секретик» олицетворяет для ребенка утрату чего-то очень ценного, в том числе и жизни. Совершая действия над «секретиком», ребенок зарывает свои страхи вместе с ним. Возвращаясь к нему, ребенок взаимодействует с проблемой утраты на облегченном уровне. <.. >
Главным секретиком советского народа был мавзолей Ленина на Красной площади. После распада СССР он достался России, как его правопреемнице. Мавзолей обладает всеми признаками «секретика» и «суперсекретика». Его местоположение известно, но попробуй посети его, когда захочешь, не говоря уже о попытке его разорения! Этому препятствуют представители владельца секретика, Российского государства. Последние сняли почетный караул, тем самым усилив сходство с настоящим «секретиком». Действительно, где вы видели настоящий «секретик», который охраняют два человека, стоящие навытяжку? Это больше похоже на другую игру, «Зарницу». Труп Лениналежит, как иположено, под стеклом, подсвеченный, а вокруг — темнота, как черная земля вокруг «секретика». Устроители этого «секретика» вели себя в отношении его весьма амбивалентно: с одной стороны, они его всячески охраняли и заботились о сохранности (Красин даже мечтал о времени, когда наука сможет оживить Ильича), а с другой стороны, вели себя как настоящие разорители. Они сделали подогрев трибуны мавзолея, чтобы не было холодно попирать ногами могилу во время демонстраций, а также оборудовали там туалет и буфет. Справить нужду на «секретик», чтобы его осквернить, до этого не додумается ни один ребенок![494]
В «главном секретике страны» можно выделить те же признаки, которые определяют и детский «секретик»: практика визуализации «сокровенного», причем как и в форме «хрустального гроба», т. е. непосредственного визуального контакта, так и в форме дистанцированного приобщения посредством телеэкрана (см. повторяющуюся тему в описании детских «секретиков»: любование через стекло), «мерцание» секретного объекта, его одновременная скрытость и доступность, возможность коллективного приобщения к таинству (деление переживания с другом-единомышленником, товарищем, соратником, собственно и образующее интимную ауру «главного „секретика“ страны»). А также — интимное переживание «секретика» (см. многократно описанную, в том числе и в детской литературе, практику внутренней исповеди перед гробом вождя):
