* * *
«Может, не поздно свалить?» – подумал Завалов три часа назад.
Выжженные просторы под брюхом «вертушки» сменились квадратами развалин. На засыпанных мусором улицах копошились тощие, покрытые коростой собаки.
Отсек трясся, будто вертолет собирался развалиться в воздухе, и гремел так, что от звукоизолирующих наушников было мало толку.
– Я слышал, там сразу заявление писать надо, чтобы пневматику выдали! – раздался в ушах веселый голос соседа.
– Зачем? – удивился Завалов.
– Ну как? Собаки голодные! И обезьяны! Тоже!
«Какие обезьяны? Тут что, леса где-то повырастали?» – успел подумать Завалов. Все понял и с изумлением уставился на шутника.
Даже самые храбрые студенты, активисты и массовики-затейники, кто на перевалочной базе трепался про важную миссию и взрослые, сознательные поступки, теперь притихли. Восемь мальчиков, три девочки, не старше двадцати пяти, в куртках с красными нашивками. На пыльных физиономиях одно и то же: «Что я тут делаю?»
С высоты лагерь напоминал шмат мыльной пены. Граненые полусферы на фоне городских руин, покрытых оспинами от осколков и пуль. У шлюзов – очереди и горы хлама. Вперемежку белые и темнокожие, пропитанная пылью униформа и грязные обноски. Ревущие дети, взрослые с пустыми глазами.
Начальник лагеря Кузнецов напоминал здешние руины. Немолодой, с высохшим и почерневшим от ветра лицом. Глубокие морщины походили на трещины в глиняной маске. Потертая форма с выгоревшими крестами медицинской службы. Неприязненный взгляд.
– Завалов, Вадим Иванович. Проектирование систем невербальной передачи информации, – читал Кузнецов, щурясь на экран планшетника. – Аспирантура, второе высшее, почти закончил, четыре всесоюзные выставки, международный проект. Ну надо же! Военная кафедра, курсы, допуск… Указано, что на должность преподавателя. Ты что здесь преподавать собрался?
Завалов достал из рюкзака картонную папку.
– Понимаю, кем вы меня считаете, Павел Сергеевич, но я изучил все, прежде чем подать заявление. Я работаю над инновационным проектом…
Кузнецов нетерпеливо вырвал из рук пачку распечаток. Пролистнул, задержавшись на таблицах. Усмехнулся.
– Ты что, дурак?..
Вадим Завалов сделал вдох и даже успел открыть рот; Кузнецов вскинул руку.
– Есть такие, кто от сытого житья-бытья дуреет и отправляется на поиски смысла жизни. Кажется им, что только в говне по горло, героически превозмогая ради высоких целей, можно прожить стоящую жизнь. Юношеский максимализм, понять можно. А есть другие. Этим отметку о гражданском участии в личное дело подавай, строчку в биографии и значок на лацкан…
Завалов постарался не отвести взгляд.
– Но с такой чушью, – Кузнецов ткнул в растрепанную стопку бумаг, – ты первый и, надеюсь, последний. Как тебя на базе не завернули! Что им сказал?
– Что собираюсь преподавать русский язык. И это правда! Направление только начинает развиваться! И без длительных полевых испытаний…
– Спасибо, что предупредил. Значит, скоро толпами сюда повалят? Ты не понимаешь, где очутился, студент Завалов. Посмотри вокруг, да повнимательней.
Предложение не было риторическим. Кабинет Кузнецова находился на верхотуре тонированного купола. Внизу, под прозрачным полом, в три яруса кишел людской муравейник. На уровне глаз раскинулся белый прожженный солнцем простор. Завалов обернулся: за спиной ощерилась выбитыми окнами развалюха-пятиэтажка, первая в ряду своих сестриц по несчастью. Полоскались на ветру рваные занавески, сочилась из пробитых стен легкая пыль.
– У нас тут гуманитарная программа, а не полигон для научных экспериментов. Там живут люди. – Кузнецов ткнул пальцем в сторону пустоши, абсолютно безжизненной на вид. – Очень похожие на нас, но есть существенное различие: они родились в другой эпохе. Пока ты, студент Завалов, выбираешь пиво и закуску в супермаркете, местные аборигены добывают еду другим способом – отбирают у соседа при дележе гуманитарного пайка. Ты, наверное, слыхал такую притчу? «Дай ему удочку, научи ловить рыбу, и он будет сыт постоянно»? Эти люди получили автомат Калашникова и менять оружие на какие-то рыболовные принадлежности уже не хотят. Здесь царит век готтентотской морали. Пока на этом клочке земли тихо – но все, что ты видишь под ногами, Завалов, сворачивается и грузится на машины за два часа. Аборигенам наплевать, где нейтральная полоса. И что ты можешь им предложить? Вот эту папку? Они ведь даже туалетной бумагой не пользуются – ты в пролете по всем фронтам.
