«Ничего, купишь новый», – одернул себя Завалов, обнуляя настройки.
Он поймал жадно потянувшуюся руку.
– Мне нужно изучить эту твою коробочку. И еще нужно человек пять, таких как ты, не старше. На полдня, поговорить и провести один небольшой тест.
– Антон Константинович не спешит, он может подождать, – довольно оскалилась Хала, примеряя обновку.
Мартышка и очки…
На выходе, в скопище аборигенов, женщин и детей, Завалова и Халу обдало горячим паром и вонью застарелого пота из узких дверец тонированного модуля.
– Помывочная, обязательные водные процедуры после регистрации, – с гордостью пояснила проводница. – Пройдем через главный. Это быстрее. В обход еще четыре модуля.
Они вывалились на улицу, прямо в дурно пахнущую толпу. Хала прокладывала себе дорогу с упорством ледокола, крича и орудуя локтями. За ней тащился Завалов, вздрагивая от пинков и отпихивая руки, хватающие за одежду и рюкзак.
– Лагерь переполнен, эвакуация на базу происходит медленно, – орала Хала, считавшая своим долгом пояснять все, что происходит вокруг. – Люди сидят четыре дня, злятся.
Столпотворение поредело, спекшаяся земляная корка под ногами сменилась занесенным пылью асфальтом. Завалов с опаской рассмотрел нависшие над самой головой останки домов.
– Куда мы? Здесь безопасно?
– Бомбили неделю назад, фронт ушел. Ты хотел таких, как я? Они обследуют дома, ищут спрятавшихся.
Хала тряхнула головой, будто хотела прогнать навязчивое видение. Вздрогнула, и, погасшие было, над головой заполыхали ярко-алые значки. Завалов отвернулся.
– Слушай, может, хоть попытаешься объяснить, кто тут кого бомбит? Я просматривал новости на базе, но не понял ровным счетом ни фига. Сколько вообще сторон в этом конфликте и когда они…
Хала дернула Завалова за плечо.
– Что случи… – начал он, но конец слова утонул в громовом реве.
Над лагерем включилась сирена. Раскатистый вой пронесся по мертвым кварталам, взмыл в белое небо. И оттуда, с высоты, ему откликнулась яркая вспышка. Завалов прикрыл глаза, глядя на огненную дорожку, но Хала схватила его за шиворот и поволокла куда-то.
– Беги! – орала она.
Завалов хотел спросить, что происходит, но неожиданно понял все сам. Вырвался из рук Халы, с ужасом уставился на главный купол лагеря, переливающийся начищенными стеклами под огнями приближающегося светила.
А в следующее мгновение купол брызнул в стороны тысячами ослепительных осколков. Они разлетались мучительно медленно, переворачиваясь и сияя рыжим. Завалов, словно парализованный, смотрел, как блестящий вихрь растет, подобно раскрывающейся в небе вспышке салюта. Расширяющаяся траектория, плавное скольжение, ритмичный блеск. Все это напоминало ему нечто виденное недавно, простое и невинное, ощущение, знакомое с детства…
Что-то с силой ударило его в лицо. Хала закричала.
* * *
Расширяющаяся траектория, плавное скольжение, ритмичный блеск. Радужные стеклышки, подвешенные на невидимую леску, кружились в танце, бросая на стены комнаты яркие блики.
– Ничего себе! Это что, та самая, наша?
Вадим улыбнулся застывшей в дверях Алисе.
– На даче была, среди старого хлама.
Модульная игрушка завершила цикл, стекляшки застыли в ожидании команды. Алиса прошла в центр комнаты. Хлопнула в ладоши, и над головой вновь поднялся пестрый ветер. Вадим заметил, что двигается сестра все медленнее, да и стоит с трудом. Прикрытый светлым платьем живот казался огромным. Врачи говорили – будет тройня. Счастливый папаша от таких новостей чуть в обморок не упал.
– Красиво как! Но ты рано с этим. Неужели забыл? Еще два месяца. Мы и мебель покупать будем позже.
Вадим пожал плечами. Но Алиса знала его всю жизнь, и тон ее голоса не предвещал ничего хорошего:
– Что это значит? Тебя не будет, да? Опять удумал что-нибудь? – На щеках Алисы проступили красные пятна. – Неужели поедешь?!
– Тут такое дело, мне придется, – принялся объяснять Вадим. – Хотел бы, но срок подачи заявок на КиберЭкспо уже подходит. Без отчета о полевом применении нам нечего показывать. Если сейчас протянуть время, то релиз придется отложить на следующий год.
– Ну и отложите!
– Ты что, не понимаешь? Думаешь, мы одни работаем над подобным проектом? Через год я могу оказаться двадцатым в очереди и никому на фиг не нужным. Нужно ехать сейчас. Всего восемь недель, и я дома.