Изнуренный долгой ходьбой и бесплодными фантазиями, он возвращался в гостиницу, валился на кровать… Сон не приходил, не сжаливался над ним. Зато являлось отчаяние. Абалио ворочался с боку на бок, успокаивал, утешал себя: что ж, он принес свою жизнь в жертву благополучию жены и сына, а об этом не следует горевать…
Однако разве мог он не сознавать, что и в этом обманывает себя. Ведь, ограждая от нужды и лишений сегодняшний день Эстеллы и Микки, он в то же время обкрадывал их будущее — и будущее многих других людей. Излучения галлактия вызывают опасную, неизлечимую болезнь. Выходит, он, Абалио, один из поставщиков этого заболевания… А раз так — не было ему прощения.
Абалио пробовал вызвать на откровенность Лайна, который, по-видимому, находился в ужасном состоянии.
— Мы с вами в одинаковом положении, — отважился коснуться самого больного для обоих вопроса Абалио. — Мы обмануты, в ловушке. Что, если нам начать совместные действия?..
Лайн подозрительно на него косился и не отвечал. А когда Абалио завел речь о побеге, резко оборвал его:
— Оставьте меня в покое, молодой человек. Я никому здесь не верю.
Абалио и сам пытливо присматривался к людям, которые его окружали. Совершить побег в одиночку представлялось ему задачей крайне сложной, невыполнимой. Но на кого он мог положиться — без риска быть обманутым? На лицах некоторых обитателей гостиницы Абалио ловил порой выражение затаенной скорби. В то же время все это были исполнительные работники, всегда покорные воле начальства, одинаково ровные в отношениях и с Лайном, и с Гирчем, и с Бриггсом. Довериться — и ошибиться? Риск был чересчур велик. Абалио слишком недолго знал этих людей. А ждать, пока они перестанут быть загадкой, не хотел.
И потому не прекращал своих дальних прогулок. Как-то он взял с собой негритенка. Повел его привычным маршрутом — к поляне возле Желтой реки. Дорогой Чари рассказывал о себе, сокрушался:
— Так неудачно получилось. Ребята из школы ждут меня, ведь я лучший вратарь в футбольной команде…
Слушая его болтовню, Абалио не мог не позавидовать мальчику, который, конечно, не подозревал, что не просто похищен из дома, а переправлен в другое время.
— Поселок недалеко от города, и я часто навещал дедушку, — не умолкал Чари. — Дедушка всегда рад мне. Он очень скучает с тех пор, как родители переехали в город. А дедушка с ними ехать не захотел. Не захотел оставлять дом, где родился и вырос… И я там родился… Мне кажется, наш поселок где-то неподалеку. Нас ведь очень недолго везли сюда.
— А как получилось, что дедушку не схватили вместе с тобой? — спросил Абалио.
— Он пошел к горячему источнику лечить ноги целебной грязью. Он каждый вечер туда ходит. Вот его и не застали. Дедушка, наверное, волнуется, что я исчез. А уж про родителей и говорить нечего.
Они стояли над Желтой рекой. В манящую и тревожную неизвестность несла она свои мутные воды.
— А что, если попытаться сделать лодку? — тихо сказал мальчик. — Я так хочу вернуться домой… Так скучаю по дедушке, маме и папе…
Абалио погладил его по голове:
— Не говори глупостей, малыш…
Но едва подвернулся удобный случай, Абалио похитил из шахты топорик. Он уже давно облюбовал на поляне возле реки подходящее дерево, а теперь свалил его и принялся выдалбливать сердцевину. Ничего лучше придумать он не сумел. Взялся за дело отчаянно, бывал на поляне каждый день. Шел туда медленно, тщательно проверяя, нет ли за ним слежки. Бревно прятал в кустах, маскировал опавшей листвой, ветвями кустарника.
Уставал Абалио до изнеможения. От непривычной работы ныло тело, болели руки. К тому же и в шахте теперь приходилось выкладываться полностью: Лайн от своих обязанностей практически устранился.
И все же каждый вечер Абалио приходил к доктору. Беседы с ним стали для него отдыхом и отдушиной.
— Закончить лодку, удрать, добраться до ближайшего населенного пункта, явиться к властям… — давал волю фантазии Абалио.
— А что потом? — охлаждал его пыл доктор. — Станут ли они вас слушать? Где ваши документы? Где люди, которые подтвердят, что знают вас? Вот если бы убежать вдвоем, втроем… А без этого — что проку в вашей лодке?
