В прошлом месяце Стефано исполнилось двадцать семь лет. Немного, если учесть что его карьера развивалась весьма успешно, но слишком мало для знания человеческой души. Стефано ощущал свою неопытность в хитроумно закрученных закулисных интригах и злился. Ведь он мечтал о большем, чем должность помощника консула, который, ко всему прочему, был его родным дядей по отцовской линии. Он ощущал со стороны консула сильную неприязнь и не удивлялся этому обстоятельству. Четыре года назад, похоронив брата, а через год и отца, Стефано стал единственным наследником большого состояния. Предприняв попытку заполучить наследство старшего брата путем замужества своей дочери и племянника и получив категорический отказ, консул обозлился до крайности. Полтора года он ждал совершеннолетия дочери, выпроводил множество женихов, а наглый мальчишка просто заявил: не хочу.
Его свобода ограничивалась пределами посольского дома. Димитрис вел себя уже не с той учтивостью, но соблюдал рамки приличия. Все-таки Стефано удалось нарушить распоряжение не покидать свою комнату без сопровождения и встретиться с начальником своей личной охраны Паоло Барбьери. Он был единственным человеком в Солдайе, не считая консула, к советам которого Стефано прислушивался. Паоло обладал незаурядным умом для человека, большая часть жизни которого прошла в сражениях, а не в кулуарах аристократического общества.
Паоло еще лежал в постели, но моментально вскочил, увидев своего сеньора, тайно пробравшегося в его комнату. Он вопросительно взглянул на Стефано:
─ Сеньор ди Монтальдо, я потрясен наглостью феодоритов! Нас заперли как шпионов и не дают даже шагу ступить.
Стефано присел на постель рядом с Паоло и озабоченно проговорил:
─ Верно, Паоло, но не как шпионов, а как захваченных на войне пленных. Как мне стало известно, наш флот высадился в бухте и с боем взял Чембало. ─ И торжествующе добавил. ─ Победа за Генуей!
─ Ясно, ─ медленно произнес Паоло. ─ Я все понял, сеньор. Мы в плену. ─ Мужчина сначала улыбнулся, а затем задумчиво опустил брови. ─ Так скоро…Они планировали на август…
─ Планировали… ─ Стефано протяжно повторил его слова. ─ А ты уверен, что планировали именно на август, а не на начало июня? Ты знаешь лишь то, что говорил консул… но не сенат.
Паоло резко повернулся к Стефано, и его лицо потемнело.
─ Вы тоже считаете бесполезным наше прибытие в Феодоро?
─ Да. Получается, мы приехали бессмысленно. У тебя есть соображения по этому поводу? ─ Стефано замолчал и с возмущением сжал губы.
─ Вы не находите смысла, сеньор?
─ Как раз я его обнаружил его. Поэтому и пришел к тебе, чтобы получить его подтверждение своей догадке. Ты понимаешь, о чем я?
На задумчивом лице Паоло отразилось понимание. Он медленно провел по черной с проседью бороде, и презрительно прищурился, вперив взгляд в дальний угол комнаты.
─ Вы хотите сказать, что можно избавиться от племянника, не замарав при этом рук?
─ Да, ─ глухо отозвался Стефано. ─ Он давно мечтает прибрать к рукам мое состояние, наше фамильное палаццо, поместья и все остальное. Хотел подсунуть мне свою заурядную дочь ─ не вышло.
Когда фигура Стефано, освещенная светом факелов, исчезла в дверях посольского палаццо, что-то оборвалось в душе Веры. Стало нестерпимо одиноко в этом проклятом средневековом городе. Единственный человек во всем этом мире, который вступился за нее, сам попал под арест.
Молодая женщина бежала по пустынным улицам, не разбирая дороги. На небе появилась луна, и стало немного светлей. Медленно, нерешительно выплывала она из-за туч, поднимаясь все выше и выше, большая, тусклая и багровая. Ночное светило безразлично взирало на беспредельные страдания, которыми был наполнен этот мир.
Она уже несколько часов бесцельно бродила по улицам города. Прошлась по рынку, не отвлекаясь на постоянные назойливые голоса продавцов, бойко предлагающих свой товар. Полная грусти, не зная, куда податься, Вера совсем отчаялась, ― раньше ее никогда не посещало нежелание жить. Она вспомнила жестокое лицо Попандопулиса и подумала, что для нее было бы лучше умереть под ударами кнута. Что за судьба ей уготована? Наивное желание попасть в монастырь и прижиться там показалось утопией. Сомнения начали подтачивать душу и резать сердце. Недавняя уверенность убывала с каждой секундой, освобождая место унынию и безысходности.
