В доказательство этому достаточно одного примера. Так, схоластический метод начинается с фактов, с наблюдения ощущений и скрижалей сознания, чтобы узнать роль общих понятий и действие принципов или законов. И лишь после этого труда по анализу он подтверждает вывод, что вся реальность зависит от Бога[315]. Германский неоплатонизм XIII века берет противоположный курс. Он не начинается с фактов. Он начинается с понятия Бога или даже с общего понятия бытия и прослеживает эманацию всего, шаг за шагом. Здесь опять Экхарт лучше всего представляет дух этой группы. Никто не получает больше удовольствия, чем он, в величественном спокойствии и непостижимой загадке Божественного; в смутной и бездонной бездне его реальности; в излиянии души, пассивной и обнаженной, в этом океане реальности. Экхарт не останавливается, как Бонавентура, чтобы отметить нижние ступени путешествия души к Богу; его мысль взмывает к самому Богу, к Сущности, которая лишь одна его интересует. Так, в теории Экхарта мы имеем прототип того элемента матафизики, который бросает теорию с головокружительной скоростью в бездну, не налагая на себя сдержанность настоящего опыта.
Это отсутствие умеренности, которое влияет на философский метод германцев, также воздействует и на каждое из их учений: метафизику, психологию и мораль. Более того, он был расширен Экхартом до фактов религиозного опыта и интерпретации догмы. Его презрение к внешним поступкам, его преувеличение внутреннего аспекта религиозного опыта, небольшое место, которое он отводит значимости Священного Писания, – все это определенно подготавливает путь к Реформации, но это находится в большом противоречии с догматической, мистической и моральной теологией Фомы Аквинского.
Резюмируем.
Дар персональной ценности индивидуума с опорой на метафизику; преданность ясным идеям и их правильному выражению; умеренность в учении и соблюдение справедливой середины между крайностями; сочетание опыта и дедукции – вот характерные черты или, если хотите, тенденции схоластической философии, как это было разработано неолатинянами и англо-кельтами. Но в неоплатонической группе германских мыслителей в XIII веке все это заменяется очень необычными особенностями – очарованием монизмом и пантеизмом; мистическим союзом души с Богом; тягой к экстремальным заключениям; пристрастием к изучению Бытия и этапам его происхождения; антипатией к ясному интеллектуализму; удовольствием от примеров и метафор, которые обманчивы и двусмысленны; и, главным образом, из-за желания сбалансированного равновесия, от преувеличения определенных аспектов и доктрин, независимо от всего остального.
