— Привет, Али.
— Привет, Сеид.
— Здорово, Пласткожа.
— Привет, Маэстро.
— Здорово, Рожа.
— Привет.
Они все по очереди поздоровались с нами за руку. Это были ребята из крепости Ичери-Шехер.
Запевалой среди них был Абас по прозвищу Балбес, его так неуважительно окрестили потому, что он любил играть придурка, что у него, надо сказать, неплохо получалось, но дурачиться Абас позволял себе, как хороший актер, уверенный в своем таланте и любви публики, позволяет себе, на сцене какую-нибудь милую вольность не по тексту пьесы, чтобы расшевелить, взбодрить заскучавшую публику, и это не только не отталкивает зрителя от него, но, напротив, еще больше располагает к нему публику. Актерство же Абаса заключалось в том, что он красиво дрался, артистично дрался, будто его во время мордобоя в кино снимали. Он был врожденным драчуном, как бывают дети вундеркиндами, любил подраться, хотя не владел ни каратэ, ни дзю-до, или чем-нибудь еще подобным, дрался зверски, был бесстрашен, как ребенок, и в то же время все у него получалось эффектно и красиво. Артистично в полном смысле этого слова — я это уже говорил, но повторю еще раз, потому что выражение мне нравится: артистично драться: Его побаивались, и ребята, хорошо его знавшие, остерегались связываться с ним. Абас был зачинщиком многих прогремевших у нас в районе да и во многих других местах города драк, потому он был общепризнанным вожаком среди ребят, как говорят, имел свою кодлу; вот в силу всех этих причин обращаться к Абасу по кличке остерегались, он от такого обращения просто сатанел, приходил в бешенство, и тогда нужен был танк, чтобы остановить его, но обойтись без дурачеств и кривляний в то же время как будто не мог, словно это у него была насущная потребность, будто без идиотизма он не мог прожить.
— Как жизнь? — обратился Абас ко всем, но так вышло, что больше Черному Рафику, просто, задавая свой — абсолютно безразлично вопрос, он мельком глянул на Черного.
— Живем помаленьку, — ответил смиренно раб божий Рафик. — Никого не обижаем.
— Уж вы-то и не обижаете? — звонко спросил Абас.
В голосе его прозвучали вызывающие нотки. Мы насторожились. Абас зорко следил за нами своими беспокойно бегающими, прищуренными глазами. Все напряженно ждали, что последует, но обстановку разрядил Пласткожа.
— Куда это вы собрались?
— Да вот, — так же звонко после паузы воскликнул Абас, — идем к консерватории. Нужно там проучить некоторых. К девушке моей пристают…
Ну, все ребята приняли на веру заявление Абаса, но вы, возможно, удивитесь, что у такого балбеса без определенных занятий в его девятнадцать лет, освобожденного от воинской повинности по медицинской статье из-за отсутствия зубов, которого ничего на свете не интересует, кроме хулиганства, девушка может быть студенткой консерватории. Но если учесть, что "своими девушками" подобные Абасу блатняги называли всякую девушку, на которую всего лишь, как говорится, положили глаз, и девушки эти скорее всего не ведают ни сном ни духом, чьи они, и, как правило, принадлежность девушки кому-нибудь из этой братии выражается лишь в том, что блатняга ее молчаливо опекает на расстоянии и ввязывается в драку с теми, кто косо поглядит на нее, или по-дружески побеседует — если учесть все это, то, думаю, ничего удивительного в том, что Балбес называет студентку консерватории своей девушкой, нет.
После этой фразы напряжение спало. Через пять минут мы все шли вниз по улице к консерватории. Почему я пошел? Да, честно говоря, я недолюбливал Балбеса, но как же я мог не пойти, ведь я тоже был там, под деревом среди всех ребят? Если б я не пошел с ними после того, как Абас открыто сказал, что они идут драться, если б я отказался идти, придумав даже самую уважительную причину, они бы обязательно подумали, что я трушу, окрестили бы меня трусом. А что может быть позорнее? Поэтому я пошел и твердо решил про себя, что если придется драться, то буду участвовать в драке на стороне Абаса, а если завяжется просто толковище и будут трепаться и выяснять отношения, то вмешиваться, конечно, не стану.
У многих ребят были при себе цепи, кастеты, заточенные отвертки, и можно было предположить, если заварушка завяжется всерьез, какой оборот она примет. Ребят из консерватории должно быть, конечно, больше, чем нас, и они обычно в драке держались дружно, и я душой был на их стороне, в чем боялся признаться даже самому себе.
