Голова шла кругом у доктора Тириони.
Его выручила жена буфетчика, майорская дочь, Розалия Валентиновна.
Заглянув в долговую книгу и увидев, что за магиком числится 7 р. 35 к., Розалия Валентиновна приняла в нём живейшее участие. О болезни сына магик слишком часто говорил и даже ссылался на неё как на обстоятельство, препятствующее ему аккуратно расплачиваться с кредиторами. На хозяина он закричал: «Что вы пристаёте ко мне, скажите пожалуйста!? У меня сын болен, можете ли вы это понять?» То же самое, только в вежливой форме, сказал он буфетчику. Розалия Валентиновна, бывшая при этом, грустно потрясла головой, и её некрасивое лицо, с чёрными кругами около глаз, понравилось магику. «Что и говорить! Свет не без добрых людей!» – подумал он и поцеловал руку у майорской дочери. В тот же день Розалия Валентиновна приехала к Марильке, всплеснула руками при взгляде на полумёртвого ребёнка, обняла с горячим чувством молодую женщину и стала закадычным другом бедных супругов.
Она приобрела на свои деньги всё, что надо было для магического вечера, и цифра долга буфетчику возросла до семнадцати рублей. Кроме того, Розалия Валентиновна прислала пару туго связанных голубков и велела положить их возле Сени, потому что это самое действительное средство против «родимчика», которым, по её мнению, был болен мальчик. Марилька, разумеется, сейчас всё исполнила и, глядя на бледно-синее личико ребёнка и голубей, слабо трепетавших белыми крылами, ждала чуда.
VII
Утром в день представления доктор Тириони, надев фрак, взятый напрокат у портного Мошки, поехал с визитами по городу и посетил предводителя, акцизного надзирателя, учителей, графиню Чаплицкую, старенькую даму, в лиловом парике, богатую и скупую, воинского начальника, ещё нескольких господ. Он продал билетов на восемь рублей и поторопился сдать деньги в кассу. За кассой сидела Розалия Валентиновна. Она объявила магику, что торгует хорошо, и он, заглянув в ящик, потёр руки.
Но с двух часов прилив денег прекратился. Требования на билеты были, правда; но без платы. Полицейский надзиратель прислал записочку с просьбой «вручить подательнице два билета». Секретарь попросил, «если можно», доставить ему три билета. Исправник приказал через рассыльного, на словах, оставить для него в первом ряду два места. Даже полицейский писец с грустными глазами и таким видом, о котором говорится «Богом убитый человек», и тот захотел «местечка получше». Пришлось дать билеты типографщику, жене Дувида Зурмана, портному, хозяину гостиницы, каким-то барышням, рекомендованным Розалией Валентиновной, брату буфетчика.
Погода весь день была такая, что магик постоянно переходил от страха к надежде. С утра было тепло, и солнце светило. Потом вдруг поднялся холодный ветер, а после обеда пошёл дождь. Переставал он несколько раз и снова начинался. Если дождь вечером будет идти, то сбор не выгорит. А тогда хоть в петлю полезай.
Чтоб не впадать в уныние, магик пил и закусывал «солёненьким», а буфетчик, которого он угощал, закусывал сахаром.
В этот день все кредиторы пресмыкались пред доктором Тириони. А он то смирялся и был любезен, то кричал, хватая себя за волосы, когда не все стулья оказывались налицо, или рабочие медлили сколачивать эстраду.
На расположение его духа влияла также Марилька. Многие фокусы без неё не могут идти: ни «зонтик волшебника», ни «звезда Мефистофеля», ни «танцующий платок», ни «превращение дамы в курицу», а самое главное, пропадёт то отделение вечера, которое в афише названо: «Сила магнетизма или спящая красавица». Напечатано это огромными буквами, и с обеих сторон на заманчивую строку указывают ещё по две пары рук…
Время шло, доктор Тириони всё больше и больше волновался.
Наконец, он сел на извозчика и поехал в гостиницу.
– Марилька! – сказал он, входя. – Мы погибли… если ты не захочешь… Что мальчик? – перебил он себя, понизив голос.
– Сене лучше! – проговорила Марилька с бледной улыбкой.
Магик потёр руки и поцеловал жену.
– Гора с плеч!.. Я знал, что он будет здоров… Я тебе говорил!
Он в волнении подошёл к постели.
– Голубки? задохлись, – объясняла Марилька, указывая на голубей, неподвижно белевших возле Сени, – и как только они задохлись, наш ребёночек почувствовал это и говорит: «Мама!..», так и говорит: «Ма-ма!..»