Аляповатые эмблемы вместо родовых гербов, изношенные ржавые пушки вместо современных орудий, неутоленная собачья злость вместо рыцарской чести. «Да, – подумал Гримберт, – это мне подходит». Никто не станет проявлять любопытства к его лицу – у раубриттеров нет ни прошлого, ни будущего. Никто не сможет потребовать выполнения рыцарского обета – у раубриттеров собственные представления о добродетелях. Не сдерживаемый ни клятвами, ни союзными обязательствами, он сможет двинуться в любую сторону света, пересекая границы и межи, будь они явственными или условными.
– Стану раубриттером, – спокойно подтвердил он. – Отчего бы и нет? В конце концов, у меня нет ни земли, ни вассалов. А будет ли у меня оруженосец – решать только тебе.
Берхард долгое время ничего не говорил, глядя на доспех снизу вверх. Гримберт и прежде не мог с уверенностью сказать, что чувствует этот человек, похожий на исконного хищника Альб, очень уж невыразительно было его лицо. Сейчас оно и подавно напоминало броневую обшивку, потрепанную и оцарапанную во многих местах.
– Ты скверно кончишь, мессир, – пробормотал наконец Берхард. – Если Господь и позволил тебе до сих пор пачкать этот мир своим присутствием, то только лишь потому, что хочет найти для тебя по-настоящему скверную смерть. Ты самоуверен, ты глуп, ты ни черта не смыслишь в жизни – в настоящей жизни, а не в той, которую воображаешь, строя свои воздушные замки и чертя схемы. Ты умрешь какой-нибудь очень плохой смертью.
Гримберт усмехнулся.
– Так неужели ты откажешь себе в удовольствии находиться рядом, когда это произойдет?
Берхард сплюнул красным в снег и замолчал, обдумывая ответ. Гримберт не собирался его торопить. Он знал, что тому не потребуется много времени.
И уж конечно их не собирались торопить Альбы.
