– А когда наступило осмысление?
– Когда я напился. Рано утром мы ограбили павильон, а в десять утра я уже был никакой.
– А что за повод был напиться?
– Я же говорю, выброс адреналина. Мне надо было снять напряжение. Ну и вливание спиртного состоялось. Довольно-таки большого количества. Я не помню, как добрался до дома. Меня посадили в такси, я поехал, заснул. Проснулся я только вечером, уже дома. И вот тогда я в первый раз задумался, что до добра это все дело не доведет. Было такое чувство, как будто я совершил что-то нехорошее, и теперь на душе оставался осадок. Было как-то неспокойно. Это преступление я совершил в декабре 1998 года. А второе преступление совершил через месяц. Тоже разбойное нападение. Только там мы ехали в одно место, но потом отказались и поехали в другое. И уже там совершили нападение стихийно.
– Как так «стихийно»? И почему отказались от первого места? Не доехали, увидев по пути другой павильон?
– Нет. Мы доехали до того места, где должны были совершить преступление, и потом отказались туда заходить.
– Наверное, увидели охрану?
– Не было охраны. Я вообще смутно помню сейчас тот эпизод. Просто у нас появилось чувство, что не стоит в этот павильон входить вообще. И мы поехали в другое место.
– Ваши домашние догадывались, что в течение двух месяцев вы занимались разбоем?
– Вряд ли. Не догадывались. Дело в том, что днем я работал на зоне. А вечером я трудился еще на двух работах. Разгружал по ночам вагоны и охранял школу. В общей сложности, я ночевал дома раза два-три в неделю. Получалось, что я дома-то и не был. Мне нужны были деньги, у меня в то время как раз родилась дочка. И вот два месяца я был в смятении, жил с чувством неприязни к самому себе, что совершил плохой поступок. Подельников арестовали раньше меня. Еще месяц я ходил на свободе, догадывался, что и меня арестуют, приедут за мной рано или поздно. Не было и мыслей сбежать, потому что куда бежать – семья здесь! А вот самое трудное было уже потом, когда срок дали. После суда пришло осмысление, что пострадал не столько я, сколько пострадали близкие мне люди. Я-то ладно, должен был знать, на что шел. И к чему это приведет в конечном итоге. А вот больше пострадали мои близкие. Меня до сих пор это гложет. Я видел, как мои родители резко сдали. Жена ушла. Сначала четыре года писала письма, а потом перестала. И вот недавно я получил письмо, из которого узнал, что она живет гражданским браком. Со мной развелась. И моя дочь, получается, своего отца знать не будет. А теперь я все проанализировал и пришел к выводу, что я сам прямой дорогой шел в тюрьму. И если бы я не сел за эти два эпизода с разбоем, то попал бы в тюрьму за что-то другое.
– Почему?
– Я же говорю, что сломался психологически, когда устроился в эту систему, на зону. Начал пить. На работе была большая психологическая нагрузка. Сказывалось влияние спецконтингента, да и самой зоны, территории. И очень сильное влияние. Даже воздух в зоне и на свободе различается. Я целый год адаптировался, пока привык к воздуху в зоне и уже вроде бы не замечал такой большой разницы.
– А в этой колонии, где вы сейчас отбываете наказание, какой спецконтингент подобрался? В плане влияния на других людей.
– Да какой контингент? Какой привезли, такой и подобрался.
– Может быть, есть у осужденных чувство некой общности людей из одной системы – силовых структур?
– В основном здесь живут так, чтобы не лезть друг к другу. Потому что все на нервах. Все в ожидании чего-то. Это тоже очень сильная психологическая нагрузка. Хотя, конечно, общаемся. Но чтобы такое чувство общности присутствовало… вряд ли, этого нет.
– Когда вас арестовали, как отнеслись к этому на вашей основной работе, в уголовно-исполнительной системе?
– В характеристике на меня ничего хорошего не написали. «Оборотень в погонах», которого проглядели, просмотрели. Хотя до этого я был чуть ли не первым парнем на деревне. Если быть объективным, скажу так: система, в которую я попал, перешла из войск. Раньше там работали контрактники. И все оборудование, которое передавали с войск, оно не работало. Это был нонсенс, если вдруг что-то начинало работать. Потому что там нужно было все делать заново. И вот я начал все это поднимать, начал восстанавливать. А потом произошел такой случай. Я получил неполное служебное соответствие за то, что у меня отказала станция. У нас стояла автоматическая телефонная станция, у нее срок эксплуатации десять лет, она уже отработала двадцать лет. Вот она приказала долго жить. Когда я обратился к начальству, что надо новую станцию, меня вызвали на ковер. Я получил неполное служебное соответствие, но и новую станцию тоже получил. Вот такой был случай.
