Спецзона для бывших - страница 33
– По-моему, вы лукавите про деревню.
– Да нет, какое лукавство? О чем вы говорите? Через такое пройти… Сидели мы в столыпине, в этом вагоне. Когда семнадцать человек в купе загоняют, это купе разогревается настолько – дышать нечем! И вагон где-нибудь полдня на солнце стоит. Один человек, с которым я вместе ехал, он валидол принимал, чтобы не задохнуться там…
– Вам сколько остается до конца срока?
– Пять лет. Но пять лет я не собираюсь еще сидеть. Я все-таки рассчитываю на льготы. Я всем своим поведением стараюсь показать, что хочу выйти отсюда пораньше.
– Представьте, что приезжаете домой, а там – старые знакомые…
– Это не мои знакомые. Я стал просто жертвой обстоятельств. Это не мой круг общения.
– А если опять сложатся аналогичные обстоятельства?
– Ну, давайте тогда… вообще нужно расстрелять! Какой тогда смысл в сроке? Брать и расстреливать! Мало ли что может случиться… Каждый день с каждым может что-либо случаться. И что же, тогда всю нашу страну решеткой огораживать? Ведь сажают новых людей. Сажают! Вы не смотрели в кинотеатре «Особое мнение»? Там, в кино, центр по профилактике преступлений создали. Людей за мысли сажали. Они еще не совершили ничего, а их уже – в тюрьму.
– Тюрьма, зона учат чему-то?
– Я хочу так сказать: нормальный человек сделает для себя нормальные выводы. Если он пришел, например, изначально злой на весь мир, так он еще больше зла в себя вбирает. То есть это зависит еще от человека: какие цели он для себя выбирает. У меня сейчас совершенно нормальные цели. И были они у меня нормальные, но, можно сказать, я сам себя в тюрьму загнал. Может, какая-то безвыходность у меня была… Но вот вы говорите – друзья. Родственники за меня борются. Друг, тоже милиционер, майор, написал от себя помиловку. И надзорные жалобы друзья пытаются… Все-таки, я думаю, что если бы я был таким отстоем, как хотели меня преподнести в уголовном деле, то, я думаю, вряд ли кто стал бы за меня заступаться, во всяком случае, из друзей – из людей компетентных, в погонах, – чтобы себя не замарать. Правильно? Люди все-таки какие-то планы для себя строят… все-таки я не конченый какой-то… По крайней мере, зла я меньше сделал, чем нормальных поступков. Моя матушка ездила в Комиссию по помилованию, где еще писатель Приставкин был председателем. Нормально ее приняли, сказали: подождите, вот сейчас полтора года пройдет, и у вашего сына будет полсрока, тогда напишите заявление – и помилуем. Вопросов, мол, никаких не будет. Характеристики нормальные, естественно, колония предоставила, потому что я… ну, стараюсь здесь, чтобы все было нормально. А сейчас Комиссию Приставкина расформировали, и я уже не знаю, что будет дальше.
– Сейчас подобные комиссии созданы в регионах.
– Дай бог… Но я что хочу сказать? Я не знаю, как будет теперь, а вот при Приставкине у нас много народу уходило. И не один из тех, с кем я сидел, а потом его выпустили, не один не заехал обратно. Люди стали подниматься, стали нормально жить. Вкус жизни поняли. Понимаете? Нам с рождения свобода дана. Мы другого состояния не знаем, что ее может и не быть – свободы. И когда ее в один миг отбирают… она… прелесть в том, чтобы просто выйти на улицу, воздухом подышать, пройтись. В колонии это в такой мере понимается, настолько осмысливается… Впрочем, люди разные, кому-то и здесь нравится сидеть, такой тип выходит на свободу, как в отпуск. Я не говорю про нашу колонию, я вообще говорю про тот контингент, с которым мне приходилось работать. Они выйдут для того, чтобы две недели попить, опять кого-нибудь нахлобучить и снова заехать в зону. Здесь же, в этой колонии, я смотрю, в основном люди случайные. Вот вы сможете ответить на такой вопрос? Ситуация: человек, допустим, ограбил и получил девять лет, ну, как ограбил – ударил по карману… И другой пример: кто-то кого-то до смерти забивает, ногами пинает. Человек умирает в муках, страшной смертью. А убийца получает три-пять лет лишения свободы. На какие-то мысли это наталкивает? Оно и грызет иногда внутри. Ну вот, если собрать все вместе, что я натворил, ну максимум, пять лет, которые мне можно было бы набросать. К матушке моей во время перерыва суда подошли кивалы – народные заседатели – и говорят: «Мы всё видим, но ничего не можем сделать». Меня посадили в 1999 году. И судебная система на тот момент была настолько глухой к здравому смыслу! Тем более что на нас обкатывали новый Уголовный кодекс. Это сейчас к нам приходят в зону, и, смотришь, по совокупности преступлений они получают по пять-шесть лет. А мы за те же преступления получали по восемь-десять-пятнадцать лет. Я вам расскажу одну историю. Фамилию не помню. Сейчас человека отправили в Нижний Тагил, он там сидит. Его история началась в 1995 году. Едет он в машине с другом-напарником – патрулируют город. По улице идет пьяный. Машина останавливается, напарник говорит: «Надо переговорить с человеком». Начинает говорить, слово за слово, чего-то они начинают ругаться. Пьяный выхватывает у напарника автомат и стреляет. Пуля черкашом прошла по водителю. И он, водитель, недолго думая достает пистолет – хлоп! – палит его. Сообщает по рации о ЧП в райотдел. Приезжает начальство, прокуратура. Все нормально, оружие применил правомерно, дескать, молодец, медаль получишь. Только вот сначала давай, мол, в больницу, а то у тебя, видишь, ранение. Приезжает в больницу, а там его цепляют, увозят на Петровку, где начинают его «воспитывать»… Это я с его слов рассказываю. Оказывается, опер с МУРа был тот человек, которого он застрелил. Значит, сидит он два года. Уже заехали в камеру те люди, которые его сажали… Кстати, я точно знаю, что те люди, которые меня принимали, тоже сидят сейчас – в Мордовии. А таких случаев очень много: сначала кто-то сам сажает, потом его сажают, потом сажают того, кто его посадил… Ведь пока работаешь и сажаешь других, то не думаешь, что можешь оказаться на их месте. За что сажают бывших сотрудников милиции? За взятки, превышение полномочий, разбой, грабеж, вымогательство. Да я вам так скажу: возьмите любого сотрудника милиции – стоит ему только попасть в поле зрения службы собственной безопасности, так считайте, что он потенциальная жертва. Но я вам дальше расскажу про того моего знакомого. Суд идет. Дают ему четырнадцать лет. Он пишет кассационную жалобу. Другой суд, более беспристрастный, человека освобождает. Полтора года он ходит на свободе. Но прокуратура выражает свое несогласие с вынесенным оправдательным приговором. Проходит новый суд, который выносит ему двенадцать лет лишения свободы. И потом сколько он ни писал, приговор больше не пересматривали. Таких случаев, опять же… Ну вот сейчас приезжал один человек, тоже рассказывал про случай: опера одного начальник уволил с работы. Тот через суд восстановился. А в отделе сделали так, чтобы он уехал опять… Дело в том, что сейчас, при нашей жизни, никто ни от чего не застрахован.
