Сдал выпускные экзамены. И мне присвоили звание младшего лейтенанта. С 15 мая 1965 года я приступил к работе в должности участкового милиционера. И так я работал до 1987 года, все это время – на одном участке, в своем родном районе, где двадцать шесть населенных пунктов, пять совхозов, два колхоза. Всего четыре тысячи восемьсот человек проживали на территории, которая мною обслуживалась.
27 августа 1987 года я ушел на пенсию. Имею несколько медалей и диплом «Отличник милиции». За двадцать два года службы не было ни одного выговора, только поощрения. Вдобавок, четыре срока я был депутатом поселкового совета, каждый раз – по четыре года, то есть в общем количестве шестнадцать лет.
Когда я пошел на пенсию, стал думать, чем буду заниматься. Без дела сидеть не мог и не хотел. Поэтому обратился в поселковую школу, предложил свои услуги. Меня оформили преподавателем по труду. Столярное дело было моей первой специальностью, что и как делать, я хорошо знал. И стал работать, учить ребятишек. По совместительству был завхозом. Делал ремонт в школе. Стеклил окна, ремонтировал электропроводку, подкрашивал, подбеливал. А летом работал в пионерском лагере старшим по хозяйственной части.
Весь был в делах, заботах и так бы, наверное, жил дальше, если бы не случилось то злополучное происшествие. Как сейчас помню, было это 16 января 1997 года. Я зашел на почту получить деньги – свою пенсию. И тут же рядом со мной стоял односельчанин, бывший фронтовик, мой тезка Петрович. Я свою пенсию получил, а он – нет, не пришли еще деньги. На этом и разошлись, каждый пошел дальше своей дорогой, я – домой, а он – не знаю куда. А потом было вот что. В тот же вечер иду я на автобусную остановку. Собрался съездить к сестре, в город, что за пятьдесят километров от нашего поселка. По дороге встречаю того фронтовика. Он говорит мне:
– Петрович, займи денег. Болею я, с похмелья, а так охота… Ты же, я видел, получил деньги, так выручи.
А я хотел у сестры купить сапоги. Действительно, деньги при себе, но только они все – с нулями. Так и говорю старику:
– У меня мелких нет, только крупные, держи, – и отдаю ему пятидесятитысячную купюру. – Сдачу вернешь, я тебя подожду.
Стою, жду. Он метров десять отошел, я вдруг кричу ему:
– Тезка, купи и мне водки.
Думаю, возьму бутылку к сестре, в гости еду все-таки. Приходит старик и показывает, что взял литр самогону. Сдачу – тридцать четыре тысячи – отдает. И говорит:
– Пойдем ко мне, я, сколько надо, отолью тебе.
Ладно, думаю, самогон так самогон, отвезу не сестре, а свояку – все равно ведь на один адрес еду. Зашли к нему в дом, он сразу две рюмки выпил, а сам весь трясется. Отлил мне в бутылку.
– Ты присядь, – предлагает.
Мне автобус ждать еще тридцать минут. До остановки недалеко.
Присел. Он опять пьет, мне предлагает. Я отказался. Тем более мне – в дорогу. А он все трясется.
– Пей, – снова говорит.
– Нет, не буду.
Вот и весь разговор.
Сидим дальше. Смотрю, у него на столе и под столом пустые бутылки валяются, а еды нет. Жена его померла, и хотя было у них четыре сына и дочь, старик вел одинокий образ жизни. Был ворчуном и занудой, этим доставал детей и внуков, которые навещали его все реже и реже.
Словом, спивался человек. Жалко мне его стало. Достаю из своей сумки сало (тоже сестре повез гостинец), отрезаю грамм триста.
– На, закусывай.
Сало я отрезал своим перочинным ножом. И обратно нож в карман.
Старик выпил свою бутылку, осоловел и уже на мою бутылку смотрит.
– Отлей, – требует, – мне на утро.
Ну, я отлил. А потом и оставшуюся полбутылки тоже отдал ему. Чего, думаю, позориться, ехать с полупустой бутылкой.
Увидев мой широкий жест, хозяин дома опять за свое:
– Пей!
– Нет, если бы я хотел, выпил бы сразу с тобой.
Смотрю на часы: без пяти минут шесть, а в шесть часов – автобус. Прощаюсь:
– Тезка, мне пора.
Наклоняюсь к своей сумке, беру ее, оборачиваюсь и вижу, что у старика в руках нож, которым свиней режут.
И с криком «Убью-у-у!» он буквально повалился на меня. Ну, что делать, я пытаюсь защищаться, хватаю его за руки. А он все орет:
– Вперед, в атаку, коли штыком…
