– Сколько всего патронов вы расстреляли из своего пистолета?
– Две обоймы, шестнадцать патронов. В последнего потерпевшего я вообще всадил восемь пуль.
– Зачем так много?
– Потому что он был последним. И я просто разряжал в него обойму. Хотя его, по большому счету, можно было бы и не убивать. Меня оскорбляли только двое из всей компании. Остальные молча наблюдали.
– А раньше когда-либо вам приходилось с ними встречаться?
– Только с одним из них, Царство ему Небесное, пять лет уже гниет в земле. Однажды я выводил его пьяного из бара. Ко мне подошла директор бара, со слезами, и сказала, что он ее оскорбляет. Я подошел к нему, стукнул об стенку мордой и вывел на улицу. Там его подхватили дружки. А потом я встретился с ним 12 июня. Сначала он просто оскорблял меня, а потом стал кричать: «Ну что, стрелять будешь? На, стреляй!»
– Это и спровоцировало вас?
– Нет, не это. В тот момент я еще не собирался стрелять.
– А что же стало переломным моментом в вашем конфликте?
– Они угрожали мне.
– Чем?
– Серьезными неприятностями по службе.
– И это вас задело?
– Да ну, как задело, они вообще в кабинет начальника милиции дверь пинком открывали. Они были своими людьми в его кабинете…
– Откуда вы это знаете?
– Да у нас все это знали, городок-то маленький. Всего пятьдесят тысяч население, как в большом колхозе. Начальник РОВД у них был свой, прокурор – свой, городская администрация – своя. Они делали в городе все, что хотели…
– Чем они занимались?
– Темными делами. Их одно время разрабатывал 6-й отдел по борьбе с организованной преступностью. Но потом на них глаза закрыли и перестали разрабатывать. Я не жалею, что убил их. Но у родственников убитых я попросил на суде прощения. Я сказал в своем последнем слове: «Это, наверное, судьба: так получилось, я убил людей. Кровь можно смыть только кровью. Поэтому прошу применить ко мне смертную казнь». Суд совещался неделю. Меня приговорили к двадцати пяти годам заключения.
– Вас признали вменяемым?
– Да, вменяемым.
– Вы говорили, что сразу после убийства вас отправили в больницу.
– Меня отправили в больницу УВД снимать стресс. Хотя лично мне этого не было нужно, поскольку никакого стресса у меня не было. Я прекрасно себя чувствовал, потому что, когда я убил, у меня гора с плеч свалилась. Через месяц я вышел из больницы, и меня отправили в отпуск. Три дня я успел отгулять. Потом меня вызвал следователь прокуратуры и предъявил обвинение. Психиатрическое обследование мне проводили в областной психбольнице, где я провел сорок пять суток. Потом меня направили на психиатрическую экспертизу в Институт имени Сербского в Москву, там я пробыл двадцать восемь дней. Экспертиза дала ответ на три главных вопроса, интересовавших следствие. Был ли я в момент совершения преступления вменяемым? Да. Совершил ли я преступление в состоянии аффекта? Нет. В данный момент вменяемый? Да.
– Как вели себя на суде родные убитых?
– Сначала все были против меня, а потом некоторые стали уже за меня и даже поддерживали.
– У вас семья была?
– Только сожительница.
– Родители живы?
– Матушке семьдесят восьмой год идет. Когда шло следствие, я сказал ей: «Не ходи ко мне».
– И вы с ней больше ни разу не виделись?
– Один раз виделся. Следователь предложил выехать на место преступления, провести следственный эксперимент. При этом пообещал, что на обратном пути заедем ко мне домой…
– Заехали?
– Ну да. Повидался с матушкой.
– Домой письма пишете?
– Иногда.
– А из дома – получаете?
– Получаю, но сразу их рву.
– Почему?
– А зачем хранить? Только себя расстраивать.
– У вас есть братья-сестры?
– Сестра есть, тоже иногда пишет письма. А вот родной брат отказался от меня. Я еще когда в больнице лежал, он пришел ко мне и сказал: «Я тут посоветовался с женой и тещей, и мы решили, что ты – убийца. Поэтому мы тебя теперь знать не хотим».
– Брат младше или старше вас?
– Старше. Я самый младший ребенок в семье.
– Могли бы вы вспомнить какой-нибудь случай из детства, поразивший вас на всю жизнь?
– Случай из детства? Ну вот однажды что было. Мы увидели, как возле нашего дома тридцать человек одного били. Батя выбежал с топором… Когда все разбежались, мы завели избитого к нам, во двор, кровь смыли.
