Но тут в дверь его кабинета постучали.
– Войди! – громко крикнул боярин.
Вошел охранник.
– Ваша светлость, внизу человек к вам просится. Говорит, что зовут его Мудр Митряев.
Мудр? Вот это новость! Никита Романович думал, что он, лишенный всего состояния и изгнанный из Ярославля, уже сгинул где-то на бескрайних русских просторах. Ан нет! Жив курилка! В принципе новость эта для Никиты Романовича была скорее неприятной, ибо перед объявлением опричнины занял он у Мудра двести тысяч рублей. Надо же было на какие-то деньги опричнину на ноги ставить! Теперь, когда Москва под Никитой Романовичем, а с нею и большая часть Руси, можно бы и начать гасить должок. Но ведь не хочется!
Хотя в данной ситуации он лучше с Мудром о долге говорить будет, чем слушать князя Черкасского.
– Веди его, – велел он охраннику.
Черкасский так и сидит, не поднимая головы. Не успел он еще и слова вымолвить, как вновь раздался стук в дверь.
– Входи.
Охранник открыл дверь и пропустил внутрь гостя. Точно, Мудр. Бородища стала еще больше, рожа загорела до черноты.
– Долгие годы здравствовать вам, ваше сиятельство. – Мудр поклонился.
– И ты здравствуй, Мудр. Слышал, неприятности у тебя, чуть ли не жизни тебя лишили. А гляжу – здоров, счастлив и богат по-прежнему. Где обретался, Мудр?
– Не так уж и богат, ваше сиятельство. И совсем не счастлив. А обретаться пришлось в Персии. Осталось у меня там кое-что, о чем не знал мой пасынок. Он-то и есть причина всех моих несчастий.
– Да? А по виду не скажешь. Вроде честный и толковый молодой человек.
Мудр аж зубами заскрипел.
– Не верьте ему, ваше сиятельство! Хитер, аки змей! Он-то меня и подвел под монастырь! Одно прошу, ваше сиятельство! Выдайте мне его! А я за это и долг прощу, и помогу вам Ярославль к рукам прибрать! А уж сколько там мильенов! Несчитано.
Никита Романович кинул мгновенный взгляд на Черкасского. Тот так и сидит, повесив голову. Про долги-то ему слышать было совсем не обязательно.
Никита Романович поднял вверх руку, призывая Мудра помолчать пока.
– Светлый князь, – обратился он к Черкасскому. – Ты иди, после мне расскажешь.
Тот поднялся с кресла, окинув Мудра недоумевающим взглядом, как бы спрашивая: «А этот откуда здесь взялся?» – кивнул Никите Романовичу и вышел вон.
– Говоришь, знаешь, как Ярославль к рукам прибрать? – обратился Никита Романович к Мудру.
– Знаю, ваше сиятельство. Надо измену государю там сыскать.
– Как же ее там сыщешь? Для этого надобно там людей своих иметь, да и, полагаю, нет там никакой измены.
Покончить с Ярославлем – давняя мечта Никиты Романовича. Считай, единственный большой город у земщины остался. Опять же столица. Центр всего. Там боярская дума, там деньги… Да, неплохо было бы покончить с Ярославлем. На этом, считай, и земщине конец. Но не начнешь же против них открытую войну! Предлог нужен хороший. Как в Москве.
Мудр извлек из одежды футляр, открыл его и извлек письмо.
– У меня человечек есть, ваше сиятельство. Чью хочешь руку подделает. Вот эта грамота писана якобы рукой ярославского архиепископа Пимена. И подписи там стоят князя Одоевского и других членов боярской думы. А также подписи многих купцов знатных. Один в один, не подкопаешься. А содержание грамоты таково – ярославцы, мол, отдаются под власть польского короля. – Мудр подошел ближе и протянул грамоту Никите Романовичу.
Тот махнул рукой – не надо, мол, и так верю.
– И что мне с той грамотой делать? Измену-то как доказать?
Увидев, что его предложение уже обсуждается, Мудр обрадовался, заспешил.
– Мой человечек отправится в Ярославль и грамоту эту спрячет за иконой богоматери в кафедральном соборе. Архиепископ, мол, грамоту ту написал, а теперь, собирая подписи знатных горожан, в потайном месте ее держит. Вы же, ваша светлость, прибудете к городу с войском, и когда архиепископ и горожане выйдут встречать государя, объявите им об измене. Они начнут отрекаться, а вы их поведете в храм и извлечете из-за иконы предательское письмо. Вот вам и измена, ваше сиятельство.
План, предложенный Мудром, был неплох, хотя и простоват. Прихлопнуть Ярославль – было, конечно, голубой мечтой Никиты Романовича. Опять же долг Мудру не хотелось возвращать. Ох как не хотелось… Но и Михайлу Митряева отдавать Мудру на расправу ему тоже не хотелось. Самому еще пригодится.
