– В сыске по царицыному делу принимал участие?
– Боярин Яковлев сам дело вел, остальные лишь помогали по мелочи. Но суть дела знаю.
– Изложи.
– Повар Молява получил яд и пять рублей от стражника Бабура Кривого, дабы мог он отравить царицу. Бабур же, стоявший намедни на воротах, получил яд и деньги от гонца, прибывшего из Свято-Вознесенского женского монастыря. Молява бросил яд в кувшин с медом, который отнесли царице к обеду. Тем ядом царица и отравилась. Ковчежец с остатками яда и пять рублей были найдены в вещах у Молявы.
– От себя хочешь что-нибудь добавить?
– Царица в тот день обедала не одна. И за обедом было два кувшина с медом. Как Молява мог угадать, какой из кувшинов попадет царице? Значит, он должен был травить мед в обоих кувшинах. Но гость царицы остался жив и здоров. Значит, либо Молява понадеялся на случай, либо яд бросил тот, кто подавал кувшины к столу. Думаю, не все участники злодейства понесли наказание.
– А подавальщиц допрашивали? Что они рассказали?
– Сие мне неведомо, ваше сиятельство. При том не присутствовал.
Никита Романович кинул многозначительный взгляд на земского посла, как бы говоря: «Вовремя, однако, ты вспомнил, Михайла».
– Значит, так… Как там тебя?
– Григорий Скуратов, ваше сиятельство.
– Значит, так, Григорий. Вот человек, обедавший в тот день с царицей, если не знаешь. Это земской посол Михайла Митряев. – Он указал пальцем на Валентина. – Спрашивай его обо всем, что нужно тебе будет для раскрытия этого злодейства. Ступай в царицыны покои, ступай на кухню, перерой там все, но найди всех преступников. Пока нет боярина Яковлева, ты руководишь разбойным приказом. Ступай! Да… Был сегодня на станции, видел князя и княгиню Старицких?
– Точно так, ваше сиятельство.
– Будешь вести царицыно дело, имей в виду и Старицких – нет ли связи между всеми этими смертями. Иди! – Скуратов, пятясь, вышел за дверь. – Никита Романович вновь прошелся по комнате. – Как он тебе показался, Михайла?
Валентин пожал плечами, пытаясь за гримасой абсолютного равнодушия скрыть свое торжество.
– Дело свое вроде знает. А так… Бог его разберет.
– Ладно, Михайла. Ты тоже ступай. Помоги там этому Григорию, если будет спрашивать тебя о чем-то. Спасибо тебе за подсказку.
После этих слов Никиты Романовича Валентин почувствовал себя тем самым кроликом, которого наконец-то бросили в заветный терновый куст. Еще подходя к вотчине боярина Яковлева, он заметил рядовых воинов, толпящихся у входа. Миновав их, Валентин попал в святая святых Александровской слободы.
– А что эти у дверей толкутся? – спросил он у Скуратова, мотнув головой на входную дверь.
– Нам может понадобиться силовая поддержка. Особенно в тереме. Я этим бабам-охранницам не доверяю. А у меня своих только пятеро, и те – дуболомы необученные.
«А ведь дело мужик говорит», – мысленно согласился со Скуратовым Валентин.
– Откуда ты их взял?
– Подошел к начальнику караула и сказал, что я покуда вместо боярина Яковлева и мне сейчас нужны двадцать воинов.
– И он поверил на слово?
– Да. Снял со стены и отдал мне.
Случайно встретившись взглядом с желтыми, как у тигра, глазами Скуратова, Валентин понял, что начальник караула просто не мог отказать человеку с таким взглядом. Такие, как Скуратов, не врут. По крайней мере, по мелочам.
– Так, Григорий… На кухне есть повар по имени Бровик. Его надо взять и доставить сюда.
– Это он отравил царицу?
– Не знаю. Но уж точно не Молява.
– Понял, сделаю.
– После того как его допросим, будет видно, что нам делать дальше с кухней. А в царицыных покоях переверни все, но найди мне человека по имени Елисей Бомелий. Где бы он ни прятался, хотя бы даже в бабу переоделся.
– В царицыном тереме? – с некоторым недоверием переспросил Скуратов.
– Да, именно там. Там и еще мужики могут быть. Хоть под юбки девкам заглядывай, но мужиков среди них разыщи и сейчас же тащи сюда.
– Понял. Еще будут указания?
– А в остальном действуй как знаешь. Не мне тебя учить.
Скуратов ушел, забрав с собой и своих новичков-дуболомов, и двадцать выделенных ему опричников. Валентин остался в приказе один, если не считать заплечных дел мастера, сидящего где-то в подвале среди своих ужасных орудий.