Впрочем, Руся была достаточно благоразумной особой, чтобы понимать: она во многом сама виновата в том, что сородичи не испытывают к ней теплых чувств. Кто будет радоваться шаману, которого никогда нет рядом и который вечно бродит где-то в лесах? Вот и получалось, что она как бы не в стае, а рядом с ней. Ее не гнали, но и своей не считали.
А теперь, похоже, женщина переступила какую-то черту, окончательно отколовшись от рода. Или ей просто не повезло оказаться не в то время не в том месте?
Позавчера пропала молодая шаманка, Вишня. Она была на несколько циклов моложе Брусники, при этом у нее уже имелась постоянная пара, четверо маленьких детей, да и талантами Лес не обделил, как и доброй душой, и готовностью помогать ближним. В общем, наверное, это закономерно, что одна из подруг пропавшей шаманки в сердцах бросила Русе, что лучше бы та пропала, чем Вишня. И остальные — женщина это ощущала — молча одобряли эти слова. Не повторяли, но все читалось в глазах.
Бруснике тоже было жалко добрую «коллегу», но ведь не она же была виновницей ее исчезновения! Она вообще не видела ее почти луну и ничего плохого ей не сделала, тогда почему вдруг оказалась виноватой?
Шаманка, конечно, умом понимала, что сердиться на сородичей особенно не за что. Это слова горя, а не разума, и никто Бруснику не гнал и всерьез ни в чем не обвинял. Но все равно от этих злых слов и взглядов стало очень больно и обидно. Настолько обидно, что она даже не рискнула расспрашивать об обстоятельствах исчезновения несчастной. Быстро отдала травы, взяла еды, прихватила какую-то одежду, оставшуюся от отца, и убежала. И уже на середине пути к Красному Панцирю услышала раскаты грома, так что дорогу до убежища преодолела бегом и поспешила испуганно забиться под бок к Хаггару. Ей казалось, что этот странный и жутковатый найденыш вдруг остался единственным человеком во всем мире, которому она по-настоящему нужна.
И утро только укрепило ее в этой мысли, потому что началось оно приятно. Как и предыдущее, только еще лучше. Настолько хорошо и приятно, что Брусника на время совершенно забыла о всех своих неурядицах. Да вообще обо всем забыла! В это утро во всем мире для нее существовал только этот удивительный мужчина, его чуткие пальцы, горячие губы и сильное тело, а все прочие люди… Пусть их всех судит Лес, а у нее есть дела поинтереснее.
Кажется, чувствовал себя Хаггар уже вполне сносно, потому что пробуждение заметно затянулось. И когда через некоторое время любовники лежали, переводя дыхание, еще во власти испытанного наслаждения, Брусника тихо проговорила, прислушиваясь к мерному биению сердца мужчины под щекой:
— По-моему, после такого пробуждения стоит ложиться спать обратно.
— То есть больше так не делать? — тихо спросил теневик.
— Нет, что ты! — горячо возмутилась Руся, даже немного приподнялась, чтобы заглянуть ему в лицо. — Мне очень, очень понравилось, просто я хотела сказать… — Она осеклась, поймав веселый взгляд, а Хар с удовольствием рассмеялся, откровенно потешаясь над ее растерянной физиономией. — И ничего смешного, — вздохнула она и улеглась обратно. Странно, но, хоть Брусника и понимала, что именно она является причиной этого неприятного резкого смеха, почему-то насмешки мужчины не обижали.
А сам Хаггар чувствовал себя странно и очень непривычно. И дело даже не в снисходительном отношении к рыжей дикарке — она в самом деле пока еще не сделала ничего такого, что могло вывести его из себя. Скорее, по ощущениям он умудрился скинуть несколько лет жизни. Тех самых, которые превратили, может, не самого порядочного и отнюдь не доброго, но энергичного и увлеченного молодого человека в угрюмого безразличного теневика, чьим именем пугали не столько детей, сколько взрослых. Память оставалась при нем, но уже не давила на плечи.
Он просто хотел жить. Не выживать назло кому-то, а жить, познавать окружающий мир и получать удовольствие от каждого дня. Надо ли говорить, насколько кстати в этой ситуации оказалась в его руках такая искренняя, откровенная и охочая до ласк маленькая шаманка!
— Как прошел вчерашний визит? — полюбопытствовал Хаггар, когда женщина завозилась, намереваясь встать.
