Спасенная из соседнего мира Вишня, увы, полностью не восстановилась. Бывший теневик, конечно, пытался разобраться в том, что наваяли его «коллеги», но результат не вдохновлял: женщина оставалась столь же апатичной и заторможенной, разве что начала немного реагировать на происходящее вокруг и сообщать, когда ей что-то надо. Заботились о ней всем поселением.
Что касается более глобальных перемен, на жизни аборигенов они сказываться не спешили. После сумасбродного поступка Хаггара мир достаточно быстро пришел к привычному виду, но от этого ровным счетом ничего не изменилось. Как был Лес единой разумной сущностью, так ею и остался, как контролировал все происходящее в мире — так и продолжал. Такое вот специфическое полновластное божество, которое, по мнению мага, только прикидывается полуразумным. А на деле давно осознало себя и имеет хитрый план действий, при этом находясь в сговоре со старшими шаманами. В которые Хара, к слову, так и не приняли, невзирая на все его таланты: характером не вышел. Да он не очень-то и рвался, если честно…
До возвращения своей женщины Хаггар успел заполнить две страницы, аккуратно выводя на шершавой бумаге ровные буквы. Брусника пришла одна, с тяжелым вздохом опустилась рядом на шкуру. Они сидели на улице, пользуясь преимуществами естественного освещения, укрытые от дождя чарами — это заклинание прочно вошло в обиход кочевников и стало одним из основных и всенародно любимых.
— Ну, что там? — полюбопытствовал мужчина.
— Опять она с огнем балуется, — мрачно вздохнула Руся.
— Жертвы есть? — прагматично осведомился маг.
— Спасибо Лесу, обошлось, — снова вздохнула она.
Хар аккуратно отложил в сторону записи, и другого приглашения женщине не потребовалось. Подвинулась ближе, поднырнула под локоть, прижалась щекой к плечу и сразу почувствовала себя гораздо лучше.
— Не дергайся ты так, — с тихим смешком проговорил Хаггар. — Она умная девочка, вполне отвечает за свои поступки и соображает, что делает.
— А если вдруг…
— «А если вдруг», может случиться что угодно, — оборвал он. — Дерево на голову может рухнуть. Не мешай ребенку расти.
— Угу…
Подобный разговор происходил едва ли не каждый день, а в особенно «урожайные» дни — и по нескольку раз. Что особенно странно, эта повторяемость не утомляла никого — такой вот обмен репликами превратился уже в своеобразный ритуал, как пожелание доброго утра или спокойной ночи.
Хар вообще за эти годы стал заметно благодушней. С одной стороны, все та же ехидная зараза, а с другой — присутствие Брусники действовало на него откровенно благотворно. Он теперь чрезвычайно редко выходил из себя, только по серьезным поводам, научился снисходительно относиться к соседям и даже с удовольствием решал некоторые общественные проблемы, как, например, с обучением. Можно сказать, влился в коллектив, и хоть держал со многими дистанцию, но был своим. Даже со временем поддался на мягкие уговоры своей женщины и тонкие намеки Остролиста и согласился на традиционную местную шаманскую прическу. Сначала хитрая Руся уговорила его не отрезать отросшие волосы, мотивируя это простым и искренним «мне нравится, так гораздо красивее!». Первое время ворчал и чувствовал себя донельзя глупо, но потом все-таки привык собирать шевелюру в две косы и даже оценил удобство этой прически. Хотя на перья и прочие украшения так и не согласился.
Брусника с окончательным утверждением в ее жизни этого мужчины тоже заметно остепенилась. Она по-прежнему любила в одиночестве бродить по лесу, но теперь не уходила на целую луну. А уж когда Хаггар занялся всеобщим просвещением, и вовсе стала редко уходить из поселения: учиться у мужчины оказалось очень интересно.
Можно сказать, они взаимно оказывали друг на друга благотворное влияние. И Остролист, который как-то незаметно взял необычную парочку под крыло, поглядывал на них с явным удовольствием. И на них, и на Крапиву. И на сына, когда тот появится на свет, будет смотреть точно так же. Пусть все это непривычно, но — правильно. И Лес доволен, Лесу происходящее очень нравится. А если доволен Лес — то людям тем более грех сердиться.
