— Ну вот и все, — тихо сказал он сам себе. В комнату осторожно вошла Вера Сергеевна и нерешительно замерла возле сына.
— Это я, старая дура, во всем виновата. Не хотела же говорить, да черт за язык дернул, — упрекала она себя.
— Не надо, мама, ты тут ни при чем. Я сам должен был Лене все сразу рассказать. У меня хоть с этой Машей ничего и не было, но в постели с ней я действительно оказался. Надо мной весь отдел издевался почти неделю. Жизненный анекдот, одним словом, а вот чем закончилось. — Синицын лег в постель и закрыл глаза, хотя до утра он так и не уснул.
В половине восьмого он медленно встал и, придерживая руку возле ноющей раны, пошел в ванную. Там долго и бессмысленно водил бритвой по своим щекам, умывался, тер себя полотенцем, а внутри было по-прежнему пусто.
В райотделе героя встретили восторженно. Только Лебедев, оглядев друга, спросил:
— Почему ты здесь в восемь? Загсы открываются не раньше десяти.
— Мы не ходили в загс. Мы с Леной поссорились, — и Слава отвел глаза в сторону.
* * *
Святослав Альфредович Стерн выходил из своего кабинета лишь для того, чтобы пообедать. Завтрак и ужин Алиса Николасвна подавала мужу прямо на письменный стол. Через две недели он закончил Книгу. Осталось написать лишь последнюю главу, в которой Учитель хотел обратиться к потомкам.
Несмотря на великолепные продукты и заморские плоды, которыми теперь питался Стерн, лицо его осунулось и горящие фанатизмом глаза запали. Иногда, отложив перо, он надолго замирал, глядя в стену, которую не видел, потому что в своих мыслях уносился далеко и от нее, и от своего письменного стола, и от маленького финского местечка.
Ему чудилось, что он спускается с трапа корабля или выходит из вагона поезда в великие города вроде Парижа, Стамбула или Нью-Йорка, и к нему бросаются восторженные толпы.
Сегодня мистику привиделся Лондон. Вся пристань огромного порта была забита страждущими приветствовать Стерна. Встречающие старались коснуться руками его одежды, разглядеть, запомнить его черты. Однако ни криков, ни приветствий не слышалось. На мудрецов толпы взирают с благоговейным трепетом. И только восторженное выражение обращенных к нему лиц говорило о том, как страстно любят и почитают его эти люди. Стерн оглядел свою паству и поднял руку, готовясь к ним обратиться. Над толпой пронесся единый восторженный вздох, и все живое замерло.
— Откройте ваши сердца и улыбнитесь друг другу, — сказал Стерн, и люди понимающе закивали. Святослав Альфредович выдержал долгую паузу и продолжил:
— Встречайте друг друга с улыбкой. Если вы продавец в магазине, улыбнитесь покупателю. Если вы шеф в конторе, улыбнитесь подчиненному, даже если вы вызвали его в свой кабинет для выговора. Начните улыбаться, и вы поймете, что мир изменился к лучшему. Улыбнитесь утром своим близким, и пусть они ответят вам улыбкой. Вы сразу осознаете, что новый день светел, и для вас все сложится замечательно…
Тут Стерн задумался, какое же слово в английском языке, который он знал безукоризненно, способно точнее всего выразить состояние улыбки. Минута раздумий — и его озарило. Есть такое слово на языке Шекспира! Оно обозначает сыр.
— Скажите «чииз», — предложил он встречающим, и они на одном дыхании повторили за ним «чииз», от чего их губы у них сами собой растянулись в улыбке.
Святослав Федорович понял, что он нашел Великое слово. Схватил перо и поспешно записал его в свою Книгу.
— Прости, мой друг, что я тебя отрываю. — Алиса Николасвна осторожно заглянула в кабинет.
— Ничего, дорогая. Я только что нашел слово, которое станет знамением века. Говори, я тебя слушаю, — великодушно разрешил супруг.
— К нам пришел господин Пекко. У него к тебе дело.
— Хорошо, я сейчас выйду. — Святослав Альфредович еще раз заглянул в рукопись и, удовлетворенно потянувшись, встал из-за стола.
Гостя уже угощали. Разбогатев, Алиса Николасвна для финских соседей завела отдельный бар и закупала для него самые дорогие и известные марки пива. Пекко с удовольствием потягивал из высокой хрустальной кружки.
— Приятно навестить состоятельных друзей, — усмехнулся он, пожимая Стерну руку.