Мощный двигатель заработал ровно и едва слышно. Лимузин тронулся с места, за окном замелькали домики с черепичными крышами, здание почты, единственный магазин.
«Господи, и в этой дыре я проторчал больше года!» — подумал Святослав Альфредович и перекрестился. — Но теперь все изменится. Пора явить себя миру".
Он был уверен: мечты, возникавшие у него за письменным столом, скоро начнут сбываться.
Через минуту они выехали из Пахти и покатили над морем. Стерн пожалел, что не воспользовался советом Пекко и не взял фляжки спиртного. Пил крепкие напитки Святослав Альфредович крайне редко, но сейчас ему захотелось почувствовать обжигающее тепло крепкого матросского джина. И словно его желание услышали сверху. Безо всякого алкоголя на груди вдруг потеплело. Пассажир просунул руку под кашне и ощутил необычайный жар. Он потрогал бархатный футляр с магическим хрусталем и чуть не обжег пальцы. Последний раз камень проявил свое удивительное свойство в Петербурге, еще при здравствующем императоре Николас П.
Молодой Стерн сидел в приемной отца, а под окнами остановилась странная пара — седой мужчина и юноша с прекрасными темными глазами. Отец тогда еще сказал, что у одного из них, скорее всего, имеется двойник магического камня. Альфред Федорович еще раньше поведал Святославу, что два магических хрусталя вместе дают владельцу право претендовать на трон Тибета. А в тот день открыл ему таинственную особенность хрустальных близнецов. Стоит их приблизить друг к другу, как камни начинают накаляться. И чем ближе они находятся, тем сильнее жар. Случись положить их рядом, они начнут пылать, как горящие угольки, и светиться.
«Раз магический хрусталь нагрелся, значит, второй близко», эта мысль взволновала Святослава Альфредовича. Он с необычайным любопытством вновь взглянул на водителя. Тот, полностью поглощенный дорогой, напряженно крутил баранку. Пассажир и не догадывался, что за рулем вчерашний ученик.
Стерн пересел на другую сторону дивана и еще раз взглянул на Шамиля.
Ветровые очки не могли скрыть скуластого профиля сына степей, но на прекрасного юношу, которого запомнил Стерн по Петербургу, этот человек не походил. Правда, если учесть, что с тех пор прошло более десяти лет, он мог сильно измениться.
Тогда это был красивый юноша, а теперь мужчина. Святослав Альфредович решил при первой же возможности повнимательнее разглядеть своего нового работника. Он снова потрогал бархат футляра и понял, что жар не ушел.
Навстречу им катила пролетка на резиновом ходу, запряженная парой резвых лошадок. Брызги из-под ее колес запачкали грязной водой стекла. На шоссе снег растаял и превратился в мокрое месиво, а на каменистых сопках продолжал лежать белоснежным покрывалом. В низких тучах образовался разрыв, и выглянуло солнце.
Снежок в его лучах заиграл и заискрился. Стерн прикрыл глаза. Сверкающий снег его слепил.
Они пересекли маленький городок, как две капли воды смахивающий на Пахти.
Те же черепичные крыши, тот же единственный магазинчик и почта. За городком потянулся сосновый бор. Стерн вспомнил родовую усадьбу под Ижорами и вздохнул, но осознав, что вновь стал состоятельным человеком, от воспоминаний не расстроился. Он даже подумал, что Шульц в своем портфеле привез ему обыкновенную компенсацию большевиков за отнятое имение. Мысль, почему пролетарские диктаторы столь благородно поступили именно с ним, философа не посетила.
Они снова катили над морем. Солнце спряталось, и свинцовое небо отражалось в свинцовой воде. На серую воду смотреть было холодно и неуютно. Святослав Альфредович поежился и натянул на себя меховое одеяло. «Скорее бы уже приехать», — подумал он. И после очередного поворота увидел строения верфи.
Автомобиль спустился в поселок из нескольких домиков, примостившихся рядом, и остановился у закрытых ворот. Шамиль погудел, и белобрысый одноногий инвалид поспешил впустить приехавших. Он был еще молод и потому особенно вызывал жалость. Водитель вырулил прямо к причалу, остановился, вышел из автомобиля и распахнул перед Стерном дверцу.
— Приехали, хозяин, — сообщил он и указал пассажиру на стоящее перед ними судно.
