— Полюбуйся. Это бляшки твоего Филиппова.
— Здесь пахнет кровью. Можно мне уйти? — попросил Сабсан.
— Странно, ты боишься крови? — удивился Бокий.
Сабсан ничего не ответил, а медленно подошел к Глебу Ивановичу и, не спуская глаз с чекиста, спросил:
— Ты их видел?
— Кого? — не понял Бокий.
— Их. — Сабсан обвел рукой столы с драгоценностями.
— Я давно сам не выезжаю на операции…
— Тогда смотри. — Сабсан извлек из кармана маленькую веточку и плоской золотой зажигалкой поджег ее. Хранилище стало заполняться клубами красноватого дыма. Над столами с драгоценностями появились жертвы, ограбленные чекистами.
Мужчины в смокингах и лохмотьях, красивые молодые женщины и старухи, дети в белых платьицах и матросских костюмчиках. Они корчились от боли и надрывно кричали. На груды золота полетели отсеченные руки и головы. Жертвы падали на добычу чекистов, заливая ее кровью, а над ними возникали страшные ухмыляющиеся рожи палачей. Глеб Бокий стал белый, как стена. На его и так бледном лице туберкулезника не осталось кровинки, только карие глаза горели фанатическим огнем.
— Хватит, — потребовал чекист.
Сабсан очертил ладонью перед собой круг, и видение исчезло. Глеб Иванович прислонился к стене и замер. Прошло несколько минут. Наконец он очнулся, взглянул на Сабсана и еле слышно прошептал:
— Уходи.
Сабсан открыл дверь. Часовые спали, прислонившись к косяку. Гур поднялся из подвала и, миновав дремавшую охрану, вышел на улицу.
* * *
За окнами квартиры писателя медленно бледнело небо. У Славы от неудобной позы затекли руки и ноги. Он с трудом поднялся, погасил свет и вышел из ванной комнаты. Синицын читал до пяти утра. Ночью никаких происшествий не случилось, хотя он внимательно прислушивался ко всем шорохам. Замки, двери и окна оставались в полном порядке.
Слава тихо вышел в прихожую и взглянул в смотровой глазок. Взглянул и отшатнулся. С другой стороны в этот глазок тоже смотрели. Синицын вынул из кобуры пистолет и замер возле двери. Он стоял, пытаясь не дышать, чтобы не спугнуть человека за дверью и мучительно думал, как ему поступить. Если преступник снова взломает дверь и войдет, у него есть все основания его задержать и даже применить, в случае необходимости, оружие. Если же он сам выскочит и накинется на подозрительного типа, доказать вину того будет не просто. Что предъявит старший лейтенант прокурору? Подозрительный тип глазел в смотровой глазок квартиры писателя? Это не повод, чтобы настроиться на человека с пистолетом. Пока Слава раздумывал, в квартире верхнего этажа открылась дверь и раздался истерический лай маленькой шавки. Синицын снова взглянул в глазок.
На лестничной площадке было пусто. Только лай собачонки да шум мотора лифта нарушал сумеречную тишину подъезда. Лифт остановился на верхнем этаже, и собачка с хозяином или хозяйкой вошли в кабину. Слава слышал, как кабина прошуршала мимо. Собачка продолжала тявкать. Синицын хотел уже отойти от двери, как на лестничной площадке мелькнула тень. Он не мигая смотрел в глазок, а потому отчетливо увидел седого мужчину в темном пиджаке. Тот, осторожно ступая, спускался по лестнице. Руки мужчина держал в кармане.
«Вооружен», — подумал следователь. Минуя дверь квартиры писателя, мужчина на мгновение застыл и взглянул прямо в лицо Синицына. Слава поежился. Такого неестественного остановившегося взгляда темных, глубоко посаженных глаз испугаться было немудрено. И хоть он и понимал, что его за дверью не видно, незнакомец явно смотрел ему в глаза. Затем он отвернулся, поспешил вниз и через секунду исчез из зоны видимости дверного глазка.
Молодой следователь пожалел, что не поручил стажеру установить наружное наблюдение за домом, засунул пистолет в кобуру и вернулся в ванную комнату.
Собрав листки романа в аккуратную пачку, спрятал текст в кейс, прилег на тахту и вмиг отключился.
* * *
— Три дня губы за сон на посту, — услышал он голос Лебедева и проснулся.
— Даже не заметил, как вырубился, — откликнулся Слава и рассказал о странном седовласом типе со страшным остановившимся взглядом.
— Ты его хорошо разглядел?
— Вполне. Таких глаз не забудешь. Встречу на улице — узнаю, — заверил Синицын. — Обидно, что не задержал…
