Спаситель время от времени поглядывал на большие круглые часы, висевшие напротив него, а Соло говорил, говорил и, похоже, не собирался останавливаться.
– Вечером, когда прихожу домой, а я живу с подружкой, от меня воняет плесенью, табаком, потом – одним словом, тюрьмой… А какой у меня был шок, когда я увидел в наручниках своего приятеля! Мы учились вместе в коллеже Поль-Берт, в шестом классе, а теперь он сидит тут и воет. Угнал машину, гонял на ней без прав, сбил мотоциклиста. И говорит мне: «Я такого дурака свалял, Соло!» Он схлопотал десять лет тюрьмы. Десять лет жизни за десять минут дури.
Воспользовавшись заминкой в потоке, Спаситель успел вставить:
– Сегодня остановимся на этом.
Соло посмотрел на него с недоумением, и Спаситель вынужден был прибавить, что, к сожалению, в приемной его ждет следующий пациент.
– Вот как? Ладно. Значит, и тут срок?
– Сорок пять минут. Как обычно.
– Я прихватил у тебя минут пятнадцать, – усмехнулся Соло.
И потом, снова сморщившись, как от боли, стал искать в кармане кошелек.
– Послушайте, давайте договоримся об оплате, – немного смущаясь, предложил Спаситель.
– Что значит договоримся?
– Для вас две консультации будут стоить как одна.
Соло наклонил голову, словно собрался боднуть психолога.
– Это ты мне из милости, что ли?
И протянул Спасителю две бумажки по двадцать евро. Спаситель не стал напоминать, что официальный тариф 45.
– Спасибо, месье Насири.
На пороге, поддавшись мальчишескому порыву, он проговорил, пожимая руку Соло:
– Да пребудет с тобой Сила!
– Ты меня понял!
На этом они расстались. Соло говорил всерьез или с иронией? Телефонный звонок помешал найти ответ на этот вопрос. Звонила мадемуазель Жовановик, она отменяла консультацию в будущую субботу. Ей совершенно ясно, что психотерапия – трюк не для нее. Спасителю очень хотелось ответить: «Может, вы думаете, она трюк для меня?» Только он положил трубку, как телефон зазвонил снова.
– Говорит месье Кюипенс… Камиль… Отец Эллы…
– Да, да, здравствуйте, Камиль! Не думал, что услышу вас так скоро! Как вы себя чувствуете?
– Ничего, неплохо, – хрипло ответил тот.
– Кажется, вы прихворнули, – подхватил Спаситель как можно бодрее.
– Да… Нет…
На другом конце провода слышалось затрудненное дыхание. Спаситель знал, как тяжело и физически, и морально дается лечение от алкогольной зависимости.
– Я хотел бы вас повидать, – снова заговорил Камиль. – Мне разрешили прийти домой в эти выходные.
Спаситель не любил занимать свои свободные дни, но у него как раз освободилось время мадемуазель Жовановик в субботу утром, и он предложил его Камилю. Камиль поблагодарил, извинился, заикаясь и тяжело сопя. Он явно плохо себя чувствовал.
– Теперь Самюэль, – пробормотал себе под нос Спаситель, беря ключи.
Разумно ли заниматься левой (и бесплатной) терапией за столиком кафе? Спаситель был не в лучшем настроении, открывая дверь «Тупика». Но его дурное настроение мгновенно улетучилось, как только он увидел Самюэля на их привычном месте. Подросток взял себя в руки: аккуратно причесан, в белоснежной рубашке. Он подражал Спасителю и отцу, оба выглядели безупречно, когда работали.
– Так-то лучше, – одобрил Спаситель, садясь напротив Самюэля и ощутив свежий запах туалетной воды.
– Почистил для тебя перышки.
– Не для Перрин?
Самюэль устало улыбнулся.
– Что? Никакого прогресса?
– Она смеется. Не знаю, прогресс это или нет, но она смеется. Очень громко и неестественно.
И веселье через край
Может оглушить.
Разреши себя любить,
– Снова стихи?
– Снова сэндвич?
Самюэль ушел в свои мысли. Значит, не Перрин тема сегодняшнего дня. Значит…
– Как отец?
– Вьенер? В порядке. Но, по последним сведениям, он мне не отец.
– Как это?
– Мать сказала, что мой отец вовсе не он. Показала мне старое-престарое письмо от месье Лапутра или Лапорта с объяснением в любви, типа, «у тебя глаза, как звезды». И якобы он и есть виновник моего появления на свет.
Все свое детство Самюэль слышал от матери, что его отец выродок, алкоголик и грубиян. Но три месяца назад он узнал, что на самом деле он знаменитый пианист, Андре Вьенер, непредсказуемый, притягательный и невыносимый, который влюбляется то в мужчин, то в женщин. И вот теперь…
