- Черт возьми! - возмутился Овесян. - Если бы я ставил памятник упрямству, я заказал бы отлить вашу статую. Вам мало тысячи проб морской воды, в которой вы ничего не обнаружили? Вам надо дробить наши силы, покидать меня на старости лет, слабого и немощного? И все ради научной гордыни и замысла, "не имеющего практического значения"! Квазиэмпирическчя ползучесть! Ва!
- Тысячи проб? - переспросила мама. - А разве вы забыли о пятидесяти тысячах опытов, которые мы вместе сделали?
- Я ничего не забыл! И вы мне по-прежнему необходимы. Я не привык без вас и не хочу с вами разделяться. Стране нужно второе "Подводное солнце", и все мы вместе переезжаем на новое место. Немедленно! Собирайтесь! Где ваши чемоданы?
- Нет, я не поеду с вами, Амас Иосифович, дорогой. Мы здесь останемся.
- Кто это мы? - шумел академик. - Я всех заберу, всех!
- Почему же всех? Моя лаборатория останется со мной.
- Ну и оставайтесь!.. И совсем вы мне не нужны!.. Оставайтесь здесь научными отшельниками, питайтесь акридами, надеждами и консервами. Все инженеры, рабочие и повара уйдут со мной. Мы зажжем "Подводное солнце", хотя бы для этого пришлось сдвинуть гору.
- А мы поймем, почему погасло "Подводное солнце", хотя для этого, как вы говорите, пришлось бы выпить полярное море.
- Они друг друга стоят! - восхищенно заметила Елена Кирилловна.
Я ей шепнула:
- Академик очень хороший, я его люблю. Но маму больше.
- Ну что ж! Разойдемся! Расходятся не только научные соратники, но и когда-то влюбленные друг в друга супруги!.. Будем облегченно вздыхать и искать в другом недостатки, от которых, к счастью, теперь избавились! - слышался голос академика. - А теперь скажите-ка: куда вы прячете моих крестников, которых я из воды таскал? Давайте их сюда. Один из них мне бы очень подошел. Ему удобно плечом в гору упираться, чтобы сдвигать.
- Сергей Андреевич! - позвала мама Бурова. Он сидел у нее в кабинете. Вас академик просит, Но не соглашайтесь меня покинуть. Мы только что с вами заключили союз.
- Что она говорит! - рассмеялся академик. - Вот увезу отсюда одну русалку - и он мой!
И тут моя Елена Кирилловна вскочила с кушетки, откинула портьеру и вышла в столовую.
- Если вы имеете в виду меня, Амас Иосифович, то я никуда не поеду.
- Заговор! Всеобщий заговор! - закричал академик, притворно хватаясь за голову. - Знал бы, не вытаскивал их из воды. Ну что ж, копайтесь, копайтесь здесь! Достойная профессор Веселова-Росова всю жизнь изводила меня своей дотошностью. Помучайтесь теперь с нею вы. А меня на заслуженный от нее отдых!.. Или, вернее, - на свободу!.. Пойду зажигать "Подводное солнце" от своего пылающего сердца. Кстати, познакомьтесь. В катере вы, наверное, не рассмотрели друг друга. Калерия Константиновна вызвалась быть моим секретарем... за спасение ее преданной души. Не все такие неблагодарные, как некоторые...
Я выглянула в столовую и увидела в передней худую и высокую даму, с которой здоровалась сейчас мама. Лицо у нее было, пожалуй, даже красивое, но сохраненное, конечно, неумеренными заботами о нем.
- Простите, я не хотела мешать деловой беседе, - сказала она. - Я действительно готова все сделать для такого человека, как Амас Иосифович. Боюсь только, сумею ли, как должно, помогать ему.
Я сразу поняла, что эта дама просто вцепилась в академика, навязала ему свою помощь. Только не учла его особенности подчинять себе всех окружающих, выматывать из них всю душу и еще весело подбадривать. Как бы он не вымотал ее, бедненькую, как бы уголки рта у нее из презрительных не стали бы горькими...
- Все! - объявил академик. - Мой новый личный секретарь, доброволец арктического аврала, - за мной! Пойдем поднимать поселок по тревоге. Демонтируем все наземное оборудование! Соберем его в ледяных хижинах в полусотне километров отсюда! Прощайте! Да здравствует солнце, да сгинет дотошность и тьма!
И академик со смехом открыл дверь.
Моя Елена Кирилловна сияла, а я любовалась ею.
И тут подошел прощаться Буров.
- Мы уже простились, - холодно кивнула ему Елена Кирилловна и, обняв меня, пошла в свою комнату.
