— А сама поберечься не хотела?
— Ну, у меня ведь есть большой сильный рыцарь в сияющих доспехах, правда? — говорит Бет и крепко меня обнимает — даже больно стало.
— Да какой я рыцарь…
— Ну конечно, твои бойцовские навыки оставляют желать много лучшего. — Встает и наливает стакан холодной воды. Делает глоточек и протягивает мне.
— И, очевидно, в тот раз, когда ты вся побитая возникла у меня на пороге, — это тоже поработал Майлз?
— Разумеется.
— Я подозревал, что ты лжешь, когда с тобой беседовала инспектор. Только не мог понять зачем. — Отпиваю воды. — Неужели ты не боялась?..
— А зачем, по-твоему, я попросила тебя зайти, когда Майлз вернулся из Германии?
— Черт. Ведь я же тогда ушел. Он тебя снова побил?..
Она кивает.
— Как обычно.
— Убью эту скотину.
— Не говори ерунды — ты и мухи не обидишь. К тому же все в прошлом. Давай пойдем вниз.
Голова идет кругом, да еще и больная нога дергает. Однако я, спотыкаясь, все-таки бреду за своей избранницей.
Остальные гости при виде нас сначала решили, будто мы с Бет подрались и она с легкостью выиграла раунд. Но Оливия тихонько пустила слушок, а потом и Клайв догадался, что произошло, и очень скоро меня стали считать чуть ли не героем, хотя и законченным профаном в искусстве рукопашного боя. И вот я сижу в уголке, рядом пылает огонь в камине, надо мной стена, увешанная чудовищными клейморами и алебардами; на глазу повязка, а левая нога перевязана таким слоем бинтов, что по размеру напоминает младенца в пеленках.
— Мне он всегда не нравился, — сообщает Клайв. — Эти его поросячьи глазки.
Я качаю головой.
— А я сейчас вообще ничего не чувствую. Хотя нет. Скорее ощущаю жалость.
Бет сидит по другую руку и нежно баюкает бокал.
— Ты только представь, — говорит она, — представь, что бы он с тобой сделал, если бы знал все.
— Ты о…
Она кивает.
— Да, это он просто приревновал меня к Гектору, а на тебя набросился за то, что ты посмел вмешаться. Знай Майлз, что мы спали, он бы убил тебя.
Отпиваю виски, и из раненых губ капает на рубашку.
— В университете он был совсем не такой. Работа, стресс — думаю, тут любой бы с ума сошел.
Бет пожимает плечами.
— Люди меняются. Он кое-что узнал, когда я вернулась из Корнуолла, — говорит она. — Правда, не о тебе.
Смотрю ей в глаза:
— Расскажи.
Она вернулась из Корнуолла, Майлз купил тот самый пирог с ветчиной и говяжьими почками и нежно уложил ее в постель, потому что видел, как она устала.
А потом склонился к ней и прошептал на ушко:
— Почему ты не позвонила?
Бет замерла, застыла и ничего не могла с собой поделать, хоть и старалась расслабиться: если вдруг на нее посыплются удары — с напряженными мышцами больнее.
— Я была занята, — с запинкой произнесла она.
Такая неубедительная ложь. Бет сама понимала: вдруг взять и исчезнуть после побоев на прошлой неделе, ни разу не позвонив. Любому ясно, что она просто сбежала. Тогда Майлз наклонился к самому ее уху и нежно так, ласково сказал:
— Ты мерзкая развратная лгунья. Ты только и делаешь, что врешь, гадкая похотливая тварь. Гадина. Кто он? Или, может, ты на женщин перешла? Признавайся! Пристрастилась развлекаться с подружками? Отвечай!
Теперь он лежал на ней, схватив за запястья и всем весом прижав к постели. Она не могла и шелохнуться, не могла закричать, потому что лицо ее было зарыто в подушки.
На следующую ночь Майлз снова ее мучил. Все началось с невинной детской забавы: Бет нарядилась для него школьницей, и он ее наказывал. Но скоро началась игра куда более жестокая. Она извивалась на постели, пытаясь порвать стягивающие ее запястья шелковые ленты, а наш герой пристально смотрел ей в глаза, будто не в силах отвести взгляд, точно Бет была для него центром вселенной. Он так и говорил. Говорил, что запрещает ей уходить, что он не сможет жить без нее, что она для него — весь мир.
— Я так тебя люблю, — говорил Майлз.
А после, когда он снял с ее губ пластырь и разрезал путы на покрасневших руках, натер порезы и синяки антисептическим кремом, он снова так нежно, так ласково прошептал, что любит ее. А Бет была столь измождена и расстроена, что уже не могла понять: любит она его или нет. И нравится ли ей такое обращение. Она только подумала, что, наверное, действительно это заслужила.