— Ловлю вас на слове. Акт о консервации я взял у Польникова и принес. Вот он. Давайте будем считать или, быть может, лучше проверим те расчеты, которые сделаны?
— Давайте проверим.
Корчмарев углубился в бумаги, переданные ему Тарасовым; потом начал рыться в своих бумагах; считал, сравнивал, делал какие-то поправки.
Тарасов с интересом следил за Корчмаревым. Сейчас перед ним был совершенно другой человек, ничего общего не имевший с тем, что жил по принципу «как бы чего не вышло». Наконец проверка была закончена.
— Здесь почти все правильно. Правда, не учтены резервные насосы. Я это исправил и указал, где их взять, хоть сегодня. Все остальное оборудование стоит на месте, состояние его удовлетворительное. Демонтировать не успели. Восстановить электропроводку, подключить и можно начинать в любой момент. Посылайте в трест. Если разрешат, я кончу болеть. Считайте, что перешел в вашу веру.
— Трест уже решил.
— Как так, когда?
— Резолюция на акте.
Корчмарев только теперь обратил внимание, что акт лежит у него на столе. Внимательно прочитал написанное поперек. На минуту задумался и протянул акт Тарасову.
— Сумасшедший! Вы же не трест, не директор и не главный инженер, даже не заведующий отделом.
— По приказу я являюсь уполномоченным треста, даже членом комиссии, назначенной для решения судьбы Кара-Кыза. Приказ утвержден Москвой и пока еще не отменен.
— Это я знаю, но…
— Я вас понял. Пишу второй раз то же самое. Смотрите! — Через весь лист акта легла размашистая надпись: «Вторично. Снять с консервации. Уполномоченный треста, член комиссии Главного управления М. Тарасов». Так? Теперь пишите распоряжение механику.
— Михаил Федорович! Это же просто мальчишество! У вас же семья…
— Опять семья! — Тарасов откровенно расхохотался. — я здесь, если рассуждать с вашей точки зрения, уже набедокурил столько, что одной бумагой меньше, одной больше — не имеет никакого значения. Уверен, если меня накажут за смелость, да еще оправданную интересами дела, семья будет на моей стороне… А главное в том, что такого решения хочу не только я, а ваш коллектив, горняки.
— Ну делайте, как знаете, — с неподдельной серьезностью ответил Корчмарев.
— А как же насчет болезни?
Теперь наступила очередь улыбнуться собеседнику.
— Разрешите подумать до утра…
— Больше ждали, потерпим.
Тарасов вежливо, но наотрез отказался от чая, сославшись на то, что его ждут заранее вызванные люди. А выйдя на улицу, не выдержал и бегом помчался к Устинову, чтобы поделиться происшедшим, а затем получить команду Польникова на организацию работ.
…Ночью, когда подготовка к откачке шахты была в полном разгаре, Тарасов, проходивший мимо весело освещенного домика маленькой насосной, решил заглянуть туда, а подойдя к двери, услышал голос Корчмарева; прислушавшись, понял, что тот руководит наладкой машин. Это была победа.
Оставалось не мешаться и поворачивать домой.
…Взрывники заканчивали свою обычную вечернюю работу, когда вошел уже знакомый нам паренек, тот самый, что угостил гулом и газами взрыва Тарасова и Корчмарева.
— Порядок! Смотрите. — Вошедший обратился к сидевшим за столом и выложил куски кварца с видимым золотом. — Это с «Параллельной», прямо от первой отладки из разведки, что в штреке была припрятана; а это вот с захороненного шурфа. Не соврали, выходит, старики. Все как обещано.
Сюда, в избушку-зарядную, обычно собирались все рудничные новости. Взрывники находились в самой гуще событий. Им был известен и каждый новый забой, и каждая потерянная жила, с юношеской горячностью обсуждались распоряжения, приходившие от сторонников консервации рудника, и меры, которые принимались для его сохранения.
Со дня на день на руднике ждали приезда управляющего трестом, и уже просочились слухи, что высокое начальство недовольно самоуправством Тарасова и непослушанием Польникова. Понятно, что очень многое зависело от того, насколько удачными будут начатые работы.
Нередко в зарядной разгорались горячие споры, в которые втягивался и старый сторож. Но поскольку он был не горняком, а железнодорожником, взрывники вынуждены были рассказывать ему о деталях, начиная от объяснения наименований выработок, кончая вопросами извлечения золота из руды. Старик оказался понятливым и иной раз высказывал собственное мнение, с которым трудно было не согласиться.
