Господи, во что я ввязываюсь?.. Я не был в Зоне уже четыре месяца. Не знаю, когда был последний выброс… И этот проклятый НИИ. Для скольких сталкеров он стал могилой! Да, там можно найти такие артефакты, как нигде больше, но и нечисти там столько, что… Одни только карлики в подвалах чего стоят! А подземелья там ого-го какие… Наверняка от этой группы уже одни ошметки остались. Зона шутить не любит. Лязгнула пастью — и все… Но с другой стороны… гнить десять лет здесь, в той зоне, которая с маленькой буквы… Лучше рискнуть.
Я поднял голову. Полковник смотрел на меня.
— Вы хотите идти втроем? Только втроем?
— Да. Больше не надо. Я же сказал — шуметь нельзя. Если кто-то из группы остался в живых, мы их вытащим оттуда. По крайней мере постараемся вытащить… Но не хороните их раньше времени. Кстати, вам о сталкере Татарине слышать не приходилось?
— Нет… — он задумался. — Не припоминаю… А что?
— Да так, одна из легенд Зоны… Когда все еще только начиналось… В общем застала его ночь около железнодорожной станции… ага, не шутки… до Мертвого Леса — два шага… Ну и забрался он в водонапорную башню, пересидеть. Глаз не сомкнул, конечно, но все было тихо. Утром спустился и потихоньку пошлепал домой, с мешком за плечами. Из Зоны выбрался, по лесу идет — странно как-то… холодно да и деревья голые стоят… В избушку к Торговцу зашел — тот на него пялится как на воскресшего из мертвых… В конце концов поинтересовался — где ж это ты столько времени шлялся? Короче, выяснилось — для Татарина в Зоне одна бессонная ночь миновала, а здесь у нас — полгода прошло, как он в Зону ушел. Его все уже давным-давно похоронили. Так что не сбрасывайте со счетов и такой фактор… В Зоне все может быть.
— Хм… Да… Возможно… — было видно, что ему очень хочется верить в правдивость моего рассказа.
— В общем так, Владимир Николаевич. — я решил не выпускать инициативу из рук. — Если вы готовы доверить мне это дело, я за него берусь. Но у меня есть условия. Первое. Как вы, военные, любите говорить, планирование операции осуществляю я сам. По крайней мере количество людей, и способ перемещения по Зоне. Командовать группой тоже придется мне. Надеюсь, вы не будете возражать. Второе. На подготовку мне нужно несколько часов как минимум. Я хочу поговорить с вашими сталкерами, определиться с тем, кого из них можно взять с собой туда. Повторяю, мне нужны только двое. Я полагаю, экипировкой вы нас обеспечите?
— Разумеется. — полковник кивнул. — Все, что считаете нужным.
— Оружие мне дадите? — я затаил дыхание. Безоружному в Зоне делать нечего.
Он помолчал, подумал.
— Думаю, стоит дать. Надеюсь, что мне не придется жалеть об этом. Что именно вы хотите?
— Снайперку. С глушителем. Не люблю громкой и бесполезной пальбы. Еще пистолет. И, конечно, «молотов». Там он будет нелишним.
— Хорошо. Под мою ответственность. — он кивнул. — Еще что-нибудь?
— Да. Последнее. Моя амнистия… Какие гарантии, что о ней не забудут? — я смотрел ему прямо в глаза.
— Вот, читайте. — полковник Чалый достал из внутреннего кармана большой конверт, вытащил лист, и протянул мне.
Я быстро пробежал глазами документ. Да, похоже, все по честному. Подпись председателя Верховного суда… Большая гербовая печать… Но вот только…
— И вы ухитрились оформить все это за пару часов?
— Разумеется нет. — полковник усмехнулся — Неделю назад. После того, как я изучил ваше дело.
— Значит вы уже тогда планировали… знали, что я… соглашусь?
— Ну… в жизни нет гарантий, существуют одни вероятности. А планирую я постоянно. Работа такая. — он улыбнулся мне на мгновение, но не самодовольной улыбкой, а немного усталой улыбкой человека, сделавшего какую-то сложную работу. Или ее часть. Внезапно он посерьезнел: — Ведь учитывая ситуацию, в которой вы оказались… Вполне логичный шаг, не так ли?
В его голосе не было и тени угрозы или превосходства. Он просто констатировал факт.
Я навидался в жизни всякого, вдобавок еще и эта способность чувствовать эмоции людей… Но сейчас я был удивлен. Зная, кем был мой собеседник, и где мы находились, я совершенно не ощущал, что от него исходит опасность. Опасность была там — по другую сторону колючки, в Зоне. А он испытывал ко мне уважение и доверие. Подсознательно. Для меня это было непонятно. Но я отдал ему амнистию, уверенный в том, что она снова окажется у меня после возвращения оттуда. Если, конечно, вернусь…