Было несколько энциклопедий — бездна информации. Какую фамилию ни возьми — деталь. Медицинский раздел был представлен психоаналитиками. «Фрейд многое объяснял в природе аномалий». Был Абу Ольфа Радж и «Физиогномика» Аристотеля. Книга по френологии тоже была, пока одна. Лицо и череп занимают важное место в жизни человека. Очень интересовался Минкин хиромантией и хирософией — этих книг было много. Была «Астрология». Но, главное, были мемуары. Без мемуаров обойтись было невозможно, и они составляли большую часть библиотеки. Это был фактический материал. С ним проводилась большая научная работа. По вопросу, которым занимался Минкин, в то время еще не было специальной литературы. Поэтому Минкину приходилось черпать информацию из разных источников. И вот источники были. Они стояли на стеллажах, пестрыми лентами опоясывали стены, распирали стенки книжного шкафа, расширяли эрудицию. Минкин был человеком большой эрудиции.
— Да-а-а, — сказал Минкин. — Да-а-а... — протянул он задумчиво, — книги у меня не стоят на полках без дела. Я их читаю, читаю, — повторил он. — Я читаю их постоянно, читаю везде: дома, на работе, в поездах, в трамваях, в ванной, даже... хм... — Минкин запнулся. — Везде, — обобщил Минкин и подошел к столу.
За этим столом провел немало бессонных м-м… часов. Провел колоссальную научную работу. Черпал, извлекал, классифицировал, составлял таблицы, сопоставлял. Он был пионером. Труден путь пионера. Труден, но почетен. Труд был окончен.
— Условно окончен, — сказал Минкин, — он перманентен, он развивается.
Вынул из ящика пачку листков машинописного текста и еще один мелко исписанный листик.
— Всё! — торжественно сказал Минкин. — Здесь всё. И то, что здесь, то бесспорно. Всё это научно обосновано, теоретически доказано, подтверждено экспериментами. Это — бесспорно. Бесспорно и перманентно, — добавил Минкин и подумал: «Отдать заключение Зинаиде Нарзан? Пусть перепечатает, чтобы уж было всё. Нет, заключение я не могу доверить даже Зинаиде Нарзан. До двадцать четвертого — никому. А двадцать четвертого...»
— Ладно, — сказал Минкин, — Сухов-Переросток... Боган... Ладно.
Где взять людей? Нужны люди. Нужны еще люди. Их пока мало. Надо найти. Надо определить. Необходимо общество. Общество, которое было бы способно...
Но тут у Минкина забурлило в животе, и он вышел из комнаты, и, чтобы не прерывать течение мыслей, не взял с собой ни книги, ни журнала.
7
Гудзеватый нащупал выключатель, щелкнул. В глаза ударили лампочки. В головах стоял двуглавый торшер.
«Хорошо бы иметь кресло-торшер, — подумал Гудзеватый, — так, чтобы и сидеть и светило».
Видел однажды такой торшер в журнале «NBI». По-немецки Иван Соломонович не читал, но журнал покупал: любил современную жизнь.
«Да, хорошо бы!»
Все остальное было со вкусом: удобство и эстетика. Занавески с абстрактным рисунком, светлые обои. «В такую комнату нужны светлые обои». На стене репродукция Пикассо. Репродукция не помещалась в металлическую рамку — с одной стороны пришлось на четверть подрезать.
«Жалко! Вообще комната обставлена со вкусом: полированная мебель, столик низкий, низкие кресла — пара. Сидеть „тет-а-тет“. Много книг на асимметричных полочках. Есть зарубежная литература: Хемингуэй, Стейнбек и Апдайк. Много мемуарного жанра — жизнь людей искусства очень неприлична. Под потолком треугольничком плафон. Не совсем треугольничком, отчасти — окружностью. Только вот своды?.. Потолок сводчатый — это несовременно. Теперь несущие стальные конструкции, прямые строгие линии, больше вкуса во всем. Что ж, человечество прогрессирует, развивается и вкус. Все стало проще, естественнее. Конечно, своды устарели.
Ничего! Подойдет очередь. Жить в новом районе. Широкие светлые проспекты, алюминий и стекло. Нержавеющая сталь. Вот если бы стали строить небоскребы, как в Америке. И побольше рекламы. „Реклама — двигатель торговли“. Ну и вообще это красиво. Это будет. Сейчас начинают понимать необходимость рекламы. Разрастается город: скоро будет новый Нью-Йорк. Новые дома, хоть и не небоскребы, но тоже прямые строгие линии. Старые дома, дворы-колодцы, все это снесут. Нет, будут, конечно, оставлены исторические и культурные памятники, такие, например, как Исаакиевский собор, потому что там маятник Фуко, доказывающий вращение Земли и существование материи, или Госэрмитаж, там тоже культурные ценности, произведения, так сказать, искусства. Вот одна только гробница Александра Невского весит девяносто пудов чистого серебра. Это же тысяча четыреста сорок килограммов! — поразился Гудзеватый. — Ну, конечно, там не так много вкуса — в завитках собирается пыль. Нет, никто в принципе не возражает — достопримечательности нужны, но жить лучше в новом районе. Много света и все удобства. Далеко? Ничего, метро есть. Ну а если в театр или в филармонию, если возвращаться с дамой, например, можно взять такси. Вот свою бы машину! Выйти из филармонии с ключом на цепочке, открыть дверцу. Ехать по прямому, как стрела, проспекту, среди реклам... Рядом дама интеллигентная, близкая по уровню. Скажем, вдова режиссера.
