— Они убьют его, — оправдывается Сай.
— Чепуха, — я зажимаю свою собаку между ног, чтобы на неё не наступили в столпотворении, которое скоро возникнет. — Я уверена, что он вполне нормально отправится в своё «путешествие». — Я не уверена в своих словах, и говорю их только для того, чтобы успокоить себя и его. В конечном счёте мы оба знаем, что произойдёт и что мы бессильны.
Юноша пытается протиснуться сквозь массы назад в зал ожидания, однако другие путешественники не пускают его.
— Иди дальше! — кричит один из них и толкает юношу вперёд.
— Следующий! — раздаётся в ухе слово контролёра, сопровождаемое шипением, которое возникло при накладывании сканера на грудь какого-то промышленника. — Следующий!
Вот на очереди юноша. Он стоит в металлическом шлюзе, стиснутый, как животные в металлических ящиках, тысячи из которых нагромождены в промышленной области. Сараи там достигают тридцати метров в высоту, каждый из них ненамного больше самого животного.
Контролёр прижимает сканер к рубашке юноши. Шипение, потом высокий свистящий звук.
Головы резко оборачиваются, глаза пристально смотрят туда.
Снова шипение, потом пронзительный писк.
— Чипа нет! Вор! — ревёт контролёр.
Мужчины в униформе стремительно бросаются к юноше, когда тот пытается выпрыгнуть прочь из шлюза. Теперь по толпе путешествующих проносится приглушённый гул, шеи вытягиваются, каждому хочется видеть, что происходит на пропускном пункте.
Я ощущаю напряжение Сая, точно, как вчера в баре. На этот раз он держит себя в руках лучше. Он с трудом глотает, однако ничего не может сделать, а лишь наблюдает за тем, как юношу уводят.
Тот защищается изо всех сил, чего я не советовала бы ему делать. Сопротивление — это, пожалуй, наихудшее в подобной ситуации.
— Мои мама и сестра больны! — орёт юноша. Страх сделал его голос пронзительным. — Мне необходимо к…
Один из мужчин нажимает ему чем-то на рёбра. Он бьётся в конвульсиях, а потом висит, как мокрый мешок, между контролёрами. Мужчин, которые уводят его, быстро сменяют новые, и жизнь вокзала идёт своим обычным порядком. Теперь на очереди мы.
— Следующий!
— Сначала я, — я проталкиваюсь вперёд раньше Сая, ступаю в шлюз и предъявляю контролёру свой билет.
Мали тихо повизгивает, когда за нами закрываются маленькие металлические ворота. Контролёр скептически осматривает её, потом прижимает к моей груди холодный сканер. Шипение, не писк — и тамбур открывается. Я облегченно вздыхаю.
Сая также пропускают без проблем, и я вижу, как исчезает всё его напряжение. Бок о бок мы выходим на перрон.
Скорый поезд бесшумно скользит в ночи. Он намного современнее, чем старые городские трамваи. Места для сиденья — это обитые пурпуром кресла, свет здесь тёплый, и вагон постоянно овевают приятные запахи, благодаря которым в моей голове возникают различные картины. Цветущие весной вишни. Аромат бергамота, которым химчистка в Вудпери обрабатывает школьную форму.
Пассажиры вокруг нас мирно дремлют, позволяют пахучим веществам усыпить их. Огни города проплывают мимо подобно бесчисленным падающим звёздам. Мне так хотелось бы навеки запечатлеть это зрелище, но у меня нет для этого ничего, кроме мыслей. Камеры и фотоаппараты запрещены, чтобы никто не использовал какие-либо записи в целях пропаганды.
Я глубже погружаюсь в сиденье, прислоняюсь лбом к окну поезда и чувствую лёгкую вибрацию, больше ничего. Под нами два других поезда мчатся сквозь тьму. Железнодорожные мосты многоэтажные, и только в той части Англии, которая раньше была Дувром, поезда будут ехать вместе по единственному полотну железнодорожного пути.
— Убьют ли они его? — внезапно спрашивает Сай. Видимо он все еще думает о парне у проверочного сканера. Я поднимаю взгляд и смотрю на него. Он сидит небрежно, развалившись на своем месте, но внешность обманчива. Его тело по-прежнему напряжено, мышцы бицепсов вырисовываются под рукавами его темно-серой куртки.
— Возможно, у него всего лишь было что-то не в порядке с чипом, — пытаюсь я его успокоить. Почему-то мне не хочется, чтобы он волновался.
— Мне не верится.
Мне тоже. Однако я не признаюсь в этом.