Но они постоянно колебались, помня о недавнем бедствии, постигшем кинокомпании, которых государство заставило продать кинотеатры. Несмотря на свою алчность, компании не хотели навлечь на себя подобные репрессии. Однако когда доходы от продажи телепрограмм стали достигать миллионных сумм, соблазн возрос.
Доктор давно замечал это беспокойство, но он и его коллеги верили в то, что антимонопольные законы защитят их бизнес.
Доктор с изумлением обнаружил свою ошибку во время торжественного обеда, которым по традиции завершалось ежегодное совещание национальной ассоциации вещателей. Это пышное, хорошо организованное мероприятие началось в одном из гостиничных залов, где руководители демонстрировали свои успехи с помощью нарядов и драгоценностей своих жен.
ТКА купила свой обычный стол; Доктор настоял на присутствии Спенса, Бадди, Фредди и нескольких других молодых сотрудников.
После обеда зазвучали речи. Люди из вещательного бизнеса пели дифирамбы самим себе за великие услуги, оказанные обществу. Главным оратором, как всегда, стал председатель федерального комитета по СМИ. Гордон Уиллис занял эту важную должность недавно.
Его представили собравшимся. Назвали талантливым молодым человеком, отказавшимся от доходной карьеры адвоката ради служения на благо общества. Человеком, способным поднять вещание на еще более высокий уровень…
Доктор перестал слушать. Все это напоминало съезд политической партии. Даже когда Уиллис заговорил, Доктор позволил своим мыслям блуждать где-то далеко. Но после того, как Уиллис произнес свою обязательную долю похвал в адрес вещателей, его тон вдруг стал враждебным. Да, все лестные оценки оправданы, сказал он и тут же заговорил о провинностях и долге перед обществом.
Доктор настороженно приподнялся на своем неудобном стуле. Уиллис упрекнул людей, несущих громадную ответственность, в пренебрежении своими обязанностями. Они позволили художественному и творческому уровню программ опуститься так низко, что огромный потенциал телевидения обратился в ничто.
Это обвинение было неожиданным для Доктора. Оно вызвало возмущение у президиума. Лица побагровели. Или побелели. Руководители испугались, что они могут потерять свои высокооплачиваемые должности.
Даже за столом ТКА все неожиданно замерли. Но через несколько мгновений Доктор начал успокаиваться. С присущей ему проницательностью он заметил явление, которое еще оставалось невидимым для других. В президиуме, где царили страх и сметение, сидели три человека, которым плохо удавалось изображать даже уместную тревогу.
Заявление председателя ассоциации, похоже, не испугало эту троицу. Оно явно не было для них неожиданным. Они слушали Уиллиса невозмутимо. Один из этих людей, пожилой руководитель компании, даже кивнул головой, как бы соглашаясь с обвинениями в адрес индустрии. Два других президента проявили большую сдержанность; они явно не поддались панике. Лица этих людей оставались невозмутимыми.
Доктор увидел в этом весьма важный симптом. Тем временем Гордон Уиллис сказал, что он ждет от компаний большей ответственности при выборе и подготовке своих программ.
Вечер закончился вялыми аплодисментами. Один из президентов, ощущая необходимость в каком-то ответном слове, обещал, что компании непременно прислушаются к критике Уиллиса и учтут ее при составлении новых программ.
Доктор и Спенс Гоулд направились пешком к отелю, где остановился Коун. Ночной воздух был прохладным и гораздо более свежим, чем в прокуренном зале, который они только что покинули. Доктор был молчаливым и задумчивым. Но Спенс, испытывая чувство беспокойства, оживленно говорил.
— Господи! Какой удар по яйцам! В присутствии всей индустрии! И прессы. Завтра утром новость появится на первой странице «Таймс».
Доктор не раскрывал рта.
— Зачем, черт возьми, он это сделал? Одной подлой речью поставил индустрию в ужасное положение!
Доктор по-прежнему молча обдумывал важный симптом.
— Неужели он надеется что-то изменить с помощью речей, терроризирующих индустрию? Люди наживут себе язву желудка, но все останется по-прежнему!
— Если ничего не изменится, почему ты так волнуешься, Спенс?
