— Много веков.
— … Я знаю, что все жены — ведьмы по отношению к своим мужьям, и поэтому прошу у тебя прощения. Но кому еще могу я пожаловаться и посетовать, как не тебе?
— Хорошо сказано, моя Нефита. Хотел бы я обнять тебя вновь, потому что я тоже одинок. Но ты ведь знаешь, я пытался это сделать.
— Да. Когда ты победишь То Что Плачет, ты призовешь к порядку Анубиса и Озириса?
— Конечно.
— Пожалуйста, не уничтожай их сразу же, если они могут помочь мне. Смилостивься над ними немного, если они отдадут меня тебе обратно…
— Возможно.
— …потому что я так одинока. Я бы так хотела, чтобы мне можно было уйти отсюда.
— Ты захотела себе мир, окруженный водой, чтобы выжить. Ты потребовала целый мир, чтобы заниматься им и не скучать.
— Я знаю, знаю…
— Если бы Озирис не был таким мстительным, все могло бы быть по-другому. А сейчас, ты ведь знаешь, я должен буду убить его, как только решу вопрос с Безымянным.
— Да, я знаю, я согласна. Но Анубис?
— Время от времени он пытается убить меня, что не так уж и важно. Может быть, я прощу его. Но моего Ангела с головой птицы — никогда.
Принц Имя Которому Тысяча (среди прочих имен) садится на камень и смотрит в воду, а потом вверх, в море. Огни лениво плещутся над его головой. Высокие вершины гор уперлись своими пиками в бездонную глубину. Свет — бледный и рассеянный, как будто отовсюду. Принц кидает плоский камешек таким образом, что он делает блинчики на воде перед ним.
— Расскажи мне опять о днях той битвы, тысячу лет тому назад, — говорит она, — о днях, когда он пал, тот, кто был твоим сыном и твоим отцом, самым могущественным воином, когда-либо существовавшим, чтобы бороться за шесть рас людских.
Принц безмолвно глядит на воду.
— Зачем? — наконец спрашивает он.
— Потому что каждый раз, когда ты рассказываешь об этом, ты непременно предпринимаешь какое-нибудь новое действие.
— …И оно оканчивается новой неудачей, — возражает Принц.
— Расскажи же, — просит она.
Принц вздыхает, и небеса, в которых плавают яркие рыбы с прозрачными животами, ревут над его головой. Он вытягивает вперед руку, и камешек вываливается из нее в море. Ветер затихает и возвращается, лаская его.
Он начинает рассказывать.
Вверх смотрит Анубис, видя смерть. Смерть — это тень черной лошади, которую отбрасывает она.
Анубис смотрит, схватившись за свой посох обеими руками.
— Хайль, Анубис, Ангел Дома Мертвых, — раздается голос, глубокий и вибрирующий, как песня, разносящаяся по Большому Залу.
— Хайль, — мягко отвечает Анубис, — Повелитель Дома Огня, которого нет больше.
— У тебя здесь все как-то переменилось.
— Прошло много времени, — говорит Анубис.
— Ты прав.
— Могу я спросить, как твое здоровье сейчас?
— Я нахожу его вполне удовлетворительным, как и всегда.
— Могу я спросить, что привело тебя сюда?
— Да. Можешь.
Наступает пауза.
— Я думал, что ты мертв, — говорит Анубис.
— Я знаю.
— Однако я рад, что тебе удалось остаться в живых после той смертельной резни.
— Я тоже. Много веков заняло у меня возвращение из того места, куда я был закинут в результате такого идиотского использования молота. Как ты знаешь, я отступил во внекосмическое пространство за мгновение до того, как Озирис нанес свой удар, который разбивает солнца. И меня закинуло дальше, чем я намеревался, в мир, который не является миром.
— И что ты делал все это время?
— Возвращался.
— Ты один, Тайфун, из всех богов мог выжить после такого страшного падения.
— Что ты пытаешься сказать?
— Сет Разрушитель, твой отец, погиб в этой битве.
— Айииииии!
Анубис затыкает себе уши и закрывает глаза, не обращая внимание на то что, что посох падает на пол. Крик, звучащий по всему Залу, — это раздирающий душу крик, получеловеческий, полузвериный, и его больно слушать даже с зажатыми ушами.
Через некоторое время наступает тишина, и Анубис открывает свои глаза и опускает руки. Тень сейчас меньше и ближе.
— Как я понимаю, Безымянный тоже был уничтожен в это же время?
— Я не знаю.
— Тогда что стало с твоим господином Тотом?
— Он отрекся как Повелитель Жизни и Смерти и ушел за пределы Средних Миров.
— В это трудно поверить.
