Бабушка оглядела ее наряд.
– Ты собираешься в этом идти на праздник?
– Я думала, да. А что, нужно надеть что-то более парадное? – спросила Лина.
– Ну… – Бабушка, похоже, не была ни строгой, ни чопорной. Скорее в ней чувствовалось лукавство, как будто у нее была тайна и она хотела, чтобы ее о ней расспрашивали. – У нас не особенно пышный прием, но…
– Мне, наверное, тоже надо переодеться? – спросила Эффи. Футболка у нее была вся в панировочных сухарях.
Бабушка умела хранить секреты не лучше Эффи. Она заговорщически поглядела на Лину.
– Понимаешь, есть один мальчик, он нам с Бапи как внук. Очень славный мальчик… – Она подмигнула.
Лина постаралась заморозить на лице приветливую улыбку. Неужели бабушка всерьез решила свести ее с каким-то парнем, когда после ее приезда не прошло и шести часов? Лина терпеть не могла, когда ее с кем-то сводили.
Было видно, что Эффи тоже возмущена и обижена за нее.
– Его зовут Костас, – напирала бабушка, словно ничего не замечала. – Он внук наших добрых друзей и соседей.
Лина вгляделась в бабушкино лицо, и у нее появилось сильное подозрение, что этот план родился у бабушки отнюдь не в последнюю минуту. Похоже, бабушка замышляла что-то уже давным-давно. Лина знала, что браки по сговору по-прежнему популярны среди греков старшего поколения, особенно на островах – но, боже мой!..
Эффи смущенно засмеялась.
– М‐м… понимаешь, бабушка, Лина очень нравится мальчикам, но обходится с ними сурово.
Брови у Лины поползли вверх.
– Ну знаешь, Эффи! Спасибо на добром слове!
Эффи невинно пожала плечами.
– Но это правда.
– Лина не знает Костаса, – уверенно сказала бабушка. – Костаса все любят.
– Солнышко!
При виде папы, который махал ей из-за плексигласового заграждения у выхода номер сорок два, у Кармен заколотилось сердце, а ноги так и припустили вперед. Конечно, бежать так навстречу кому-то – жуткое клише, но ей все равно нравилось.
– Привет, папа! – крикнула она в ответ и бросилась ему на шею.
Она смаковала это слово. Большинство детей говорят его постоянно и не придают ему особого значения. А у нее оно лежало неиспользованное, словно она убирала его подальше почти на целый год.
Он крепко обнял ее и продержал так ровно столько, сколько нужно. Потом отпустил, и она посмотрела на него снизу вверх. Ей нравилось, что он такой высокий. Он забрал у нее сумку и взвалил на плечо, хотя она была не тяжелая. Она улыбнулась – так смешно выглядела на нем ее бирюзовая сумка с блестками.
– Привет, малышка, – весело сказал папа и свободной рукой обнял ее за плечи. – Как долетела? – Он направил ее к ленте выдачи багажа.
– Отлично, – ответила Кармен.
Ей всегда было неудобно ходить, когда он обнимал ее за плечи, у них были слишком разные шаги, но все равно это ей так нравилось, что она не обращала внимания на неудобства. Другие девочки видят отцов каждый день, вот пусть они и ноют. А она видит своего всего несколько раз в год.
– Прекрасно выглядишь, зайка, – небрежно сказал папа. – Вроде бы немного подросла. – Он положил ладонь ей на макушку.
– Да! – гордо сказала Кармен и доложила: – Я уже сто шестьдесят девять. Почти сто семьдесят!
– Ух ты! – восхитился папа с высоты своих ста восьмидесяти семи. – Ух ты. Как мама?
Он всегда задавал этот дежурный вопрос в первые пять минут.
– Ничего, нормально, – всегда отвечала Кармен, поскольку понимала, что развернутый ответ папе не нужен. Годы шли, а мама не переставала жадно интересоваться папиной жизнью – однако папа спрашивал о маме только из вежливости.
Радость Кармен омрачили беззвучные капли угрызений совести. В ней было уже почти сто семьдесят – но мама не дотягивала даже до ста пятидесяти. И вот папа зовет ее, Кармен, зайкой и говорит, что она прекрасно выглядит, а до мамы ему и дела нет.
– Как твои подружки? – спросил папа, когда они втиснулись на эскалатор – он по-прежнему обнимал ее за плечи.
Он прекрасно знал, что происходит у них с Тибби, Линой и Бриджет. Запоминал все подробности из жизни ее подруг с тех пор, как говорил с ней в последний раз.
– У нас получилось непривычное лето, – ответила она. – Первое лето порознь. Лина в Греции, у бабушки с дедушкой, Бриджет в футбольном лагере в Нижней Южной Калифорнии. А Тибби дома, одна.
