Снова наступило унылое утро. Он уже проснулся. В голове, словно налитой свинцом, оставалась неприятная тяжесть. Веки еще склеивал сон, но было ясно, что, сколько ни лежи, заснуть больше не удастся.
Кёхэй поднялся умыться. Ноги были словно ватные, и он с трудом сохранял равновесие, борясь с «остаточными явлениями», обычно ощущавшимися наутро после приема «лекарства». На циновке спала вповалку компания, участвовавшая во вчерашней вечеринке. Опухшие, землистые лица, как у людей с больной печенью, шершавая сухая кожа, фиолетовые мешки под глазами, потрескавшиеся губы, гной в уголках глаз — глядя на этих спящих мертвецким сном юношей и девушек, трудно было поверить, что большинству из них нет еще и двадцати лет. Пробираясь сквозь нагромождение тел, Кёхэй нечаянно наступил кому-то на ногу и поглядел вниз.
Девушка болезненно скривилась и чуть приоткрыла щелочки глаз, но тут же повернулась на другой бок и снова заснула. Она была почти голой. Несмотря на худобу, вся ее фигура, казалось, излучала силу. Тело, от груди до колен прикрытое лишь краешком одеяла, какой-то неприятной красотой выделялось среди истощенных мужских тел. Лица спящих не были знакомы Кёхэю. По всей вероятности, он вчера привел к себе эту компанию прямо из ночного бара. И сейчас незнакомые парни и девушки оказались в особнячке, который отец с матерью купили Кёхэю, чтобы у мальчика было место для занятий. Родители стремились не столько ублажить сына, сколько выдержать свой пресловутый принцип невмешательства и, выложив сразу чуть ли не двадцать миллионов иен, приобрели особнячок в тихом уголке Сугинами-ку, утверждая, что «ребенку» будет удобнее жить самостоятельно.
В этой «берлоге» Кёхэй скрывался, прогуливая лекции, здесь же развлекался с девицами. Ночи он проводил в кафе и барах, а потом нередко приглашал к себе в особняк целые компании, и они устраивали самые настоящие оргии, да еще с «лекарством».
В доме, как всегда, царили ужасающий хаос и грязь: на кухне в мойке громоздились горы немытой посуды, на столах — облепленные мухами остатки еды, в комнатах была в беспорядке раскидана одежда и в углу на куче пластинок лежала гитара.
В четырнадцатиметровой комнате с террасой из-под груды одеял высовывались чьи-то голые ноги, торчали головы с всклокоченными немытыми гривами волос. На полу, свидетельствуя о бурно прошедшей вечеринке, валялись рулончики туалетной бумаги, кожура апельсинов, окурки, коробочки из-под наркотиков, пустые бутылки, надорванные пакетики из фольги…
В застоявшемся воздухе висел кислый смрад. Однако вся компания по-прежнему спала глубоким сном. Кёхэй прошел в соседнюю комнату — столовую. На дощатом полу лежал на боку пустой баллон огнетушителя. Столовую наполнял резкий неприятный запах химикатов.
