— А где этот ваш Еллинек? — спросила Лиза.
— Он ждет нас с мотоциклом в шести километрах отсюда. Там, где развилка шоссе идет к берегу. Наверное, промок как суслик под дождем.
— Пожалуй, самое правильное, — обратился Хубер к Герцегу, — если вы черкнете Еллинеку пару строк, чтобы он подчинился указаниям мадам Лизы. А вы, мадам, сходите за ним и передадите ему записку.
— Ладно, — согласилась Лиза. — Только пусть и он тоже выкладывает тысячу долларов. Впрочем, можно и в марках. А теперь идемте, я должна спрятать вас. Пистолет бросьте, — потребовала Лиза, повернувшись к Герцегу. — А еще лучше дайте его мне. При вас не должно быть ничего недозволенного. Когда будете уходить из погреба, я верну его вам.
— Ну нет! Оружие я не отдам!
— Тогда сидите здесь, — решительно сказала Лиза. — Ваше дело. — Она вышла на террасу. Дождь лил, не ослабевая. Лиза слышала, как в комнате приглушенными голосами ожесточенно спорили Хубер и Герцег.
— Вот пистолет, мадам, — громко сказал Герцег, выходя к Лизе на террасу.
Когда до Лизы донесся усиленный динамиком подслушивающего аппарата голос Герцега, она остолбенела от удивления. Хотя уже много дней они с Шалго надеялись услышать с помощью своего аппарата что-то важное, эти надежды, к их большому огорчению, не оправдались. Шалго готов был поклясться, что с Хубером не все ладно. У Оскара это уже стало навязчивой идеей. Он считал, что во всей истории убийства Меннеля ключевая фигура — Хубер. Поэтому он ни на мгновение не поверил, что показания Хубера действительно ценные, как склонен был считать полковник Кара.
— Мне кажется, ты уже запутался в своих версиях, дорогой, — говорила Лиза. — В конце концов совсем не обязательно, что Хубер знал о секретной рации в машине и о том, что Меннель был шпионом. Ведь фирма «Ганза» занимается наряду со шпионажем и нормальной торговой деятельностью. Почему нельзя предположить, что Хубер приехал только для подписания соглашения и для того, чтобы доставить на родину тело Меннеля? И если он разоблачил Меннеля, почему мы не можем поверить, что он сделал это искренне, желая порвать со своими хозяевами?
Шалго задумчиво возражал:
— Хуберу стало известно, что мы нашли рацию. Следовательно, он вполне резонно предположил, что, пока он будет в Венгрии, мы будем наблюдать за ним. И вероятнее всего, что своим «честным» признанием он хотел добиться того, чтобы за ним перестали наблюдать.
— Возможно, — соглашалась Лиза. — Но зачем? Если его задача только подписать соглашение вместо Меннеля, то плевать ему на ваше наблюдение. Если же он должен еще что-то сделать, то возникает вопрос: что именно?
— Может быть, выполнить задание, которое не сумел осуществить Меннель? — предположил Шалго.
— Оскар, дорогой, согласись, что эта версия смешна, — возражала ему Лиза. — Тогда бы Хубер не рассказал, в чем состояло задание Меннеля.
Однако Шалго не сдавался:
— Откуда ты знаешь, что у Меннеля было именно то задание, о котором сообщил Хубер? Да и что он нам сказал? В Венгрии есть агенты. А кто они, эти агенты? Спрятаны драгоценности. Но где они спрятаны? Их спрятал гитлеровский офицер, майор. Но как его звали? В деле замешаны венгерская девушка, ее жених и ее мать. Конечно, может быть, речь идет о Беате Кюрти и ее матери. Но, может, это совсем другие люди… Слушай, а вдруг он нашел микрофон и сейчас смеется над нами?
— Оскар, ты просто невозможен!
— Да, таков уж я есть. Я поверю ему, только когда он выдаст нам хоть одного агента. А пока почему это я должен верить на слово Хуберу?
Когда в этот же день Хубер заявил, что он решил выдать всю агентурную сеть Меннеля в обмен на заграничный паспорт и право выехать куда пожелает, Лиза торжествующе посмотрела на Шалго.
Теперь Оскару Шалго нечего было возразить. Кара и его товарищи радовались, а он по-прежнему испытывал какую-то неудовлетворенность. «Черт меня побери! Если бы я мог сам себе доказать, на чем основываются мои сомнения? Что мешает мне спокойно признать свое поражение? И вообще, какие у меня претензии к господину Хуберу?»
Уже сидя рядом с Карой в машине, Шалго поделился с ним своими сомнениями. Хубер, например, упомянул, что в тридцать восьмом или в тридцать девятом он изучил венгерский язык. Вряд ли это так. Конечно, могут быть хорошие языковые способности, отличная память, допустим, что он полюбил венгерский язык и до сих пор много читает по-венгерски, используя любую возможность поговорить с венгерскими эмигрантами. И еще одно: зачем Хубер ездил в Балатонфюред и бродил по кладбищу? Интересно, что Хубер ответил бы на этот вопрос? Допустим, он сказал бы: «Признаю, господа, что это, конечно, странно. Но ведь у каждого свои причуды. Одни собирают спичечные этикетки, другие под старость играют в „железку“, третьи, как, например, я, бродят по кладбищам. Так я обычно знакомлюсь с новым городом». Тогда мы бы спросили у него: «Почему же вы до сих пор не посетили красивое кладбище в Балатонэмеде?» И действительно, почему он не посетил его? Хотя скучает от безделья целыми днями…
