Бютёк, в шутовском ликовании потирая руки, следовал за ней на некотором расстоянии.
На террасе у Гооров майору Кёвешу, судя по всему, удалось осуществить свои мирные замыслы.
Юлишку, мятежную супругу Гезы Гудулича, он более или менее убедил в том, что Геза сейчас и во все времена любил и обожал только ее одну.
— Помню, когда мы служили вместе… Гезушка, в котором году это было?… Я столько выпил, что позабыл все годы и цифры…
— В сорок шестом, Руди… Гм, что это упало на крышу?
По густой кровле из дикого винограда действительно что-то стукнуло.
Руди вздохнул и продолжал:
— Нет, вы послушайте меня, милая Юлишка, как это было!
— Не верю я вам, мужчинам. Все вы хороши!
— Дорогая, у вас неправильные понятия! Ваш Геза всегда любил только вас одну. Больше того, обожал. Как сейчас помню, был у нас с ним один разговор. И вот этот парень, рыдая на моем плече, заявил, что самым большим ударом в его жизни был ответ одной девушки, когда он предложил ей стать его женой: «Моя матушка никогда не отдаст меня человеку, у которого нет своей земли».— «Ну а твой отец?» — спросил он. «Отец у меня
верующий, его земные дела не интересуют!»
Это воспоминание произвело на Юлишку неожиданно сильное впечатление. А тетушка Гоор, посмеиваясь, досказала конец этой истории, который, впрочем, был майору уже известен:
— А когда война кончилась, я сказала: хорошо, пусть Геза будет моим зятем. Но мой муж категорически заявил: «Безбожнику-коммунисту я свою дочь не отдам!»
Теперь смеялась уже и Юлишка. В дверях вновь появился старый Гоор. Он был в черном парадном костюме, в шляпе, с Библией в руках.
— Вот смотрите! В сей книге точно сказано, кто может быть предан земле по христианскому обряду!
— Оставь ты эти заботы, отец. Напоил бы лучше скотину.
— Ну уж нет! — воспротивился Кёвеш.— Мы вас, дядюшка Гоор, не отпустим отсюда до тех пор, пока вы не освятите вино, которое мы пьем.
Перед таким соблазном старик, разумеется, не устоял. Ведь его просили освятить языческий напиток, а освятив вино, можно превратить его в питье, приемлемое не только для гостей, но и для хозяев тоже.
Возложив Библию на кувшин, старый Гоор уже простер, было руки над столом, но вдруг о чем-то вспомнил.
— Уважаемый господин майор! Вы по официальному делу почтили наш дом или как частное лицо?
— А почему это важно, дядюшка Гоор?
— Для освящения вина очень важно.
— Ну, если так, то признаюсь откровенно, что я пришел сюда не по официальному делу, а вместе с моим другом Гезой в качестве лица сугубо приватного.
— Вот теперь другое дело,— сказал Гоор.— Совсем другое дело. Потому как это не одно и то же,— закончил он, и бормоча молитву, совершил импровизированный обряд освящения вина.
По зеленой кровле из виноградных лоз опять что-то стукнуло, уже сильнее.
— Кажется, кто-то стоит у калитки.
— Кто там?
— Никого.
— Нет, кто-то есть!
В этот момент калитка открылась, и к террасе заковылял не кто иной, как Бютёк.
И надо же было случиться, чтобы дядюшка Гоор как раз в этот момент допивал свой стакан. Он мгновенно поставил его на стол и, схватив в руки Библию, отпрянул от соблазна ровно настолько, чтобы можно было подумать, будто он проклинает зеленого змия, а не благословляет его. Иными словами, он отдалил от себя вино, то бишь сам от него отдалился.
— Кого ты ищешь, брат Бютёк? Уж не меня ли? — спросил он, икнув при этом.
Бютёк, однако, не обратив никакого внимания на маневры брата во Христе, прямехонько проковылял к Гудуличу и, нагнувшись к его уху, тихо сказал ему несколько слов. Председатель вытаращил глаза, вытер рукой рот и, не попросив даже извинения, быстро встал и вышел на улицу.
Бютёк между тем и теперь не заметил своего церковного старосту, зато узрел другое — блюдо с печеньем. Запустив в него руку, он схватил сразу два. Еще не прожевав первое, он попытался затолкать в рот второе и потянулся за третьим.
— Угощайся, брат Бютёк,— рассеянно сказала тетушка Гоор,
Все напряженно прислушивались к тому, что происходило на улице.
Уже начало смеркаться, и сквозь штакетник изгороди с террасы можно было лишь определить, что Геза разговаривает с женщиной. Послышался шепот, а потом короткий и тихий, но решительный ответ Гудулича: «Нет!»
