— Прошу. Сегодня воскресенье, посетителей нет. Женщина, не обращая внимания на окружающую ее обстановку, машипально села па предложенный Бурианом стул.
— Геза Гудулич невиновен.
— Вы уверены?
— Да. Иначе я бы этого не сказала.
— Но нужны доказательства. Надеюсь, вы понимаете? Анна смутилась. Откуда ей взять доказательства?
И какие?
— Понимаю.— Она кивнула и прикусила губу.
Решение пришло внезапно. Созрело ли оно у нее заранее, еще на пути из дому, или родилось здесь, во время беседы с офицером милиции, Анна не смогла бы ответить даже себе самой.
— Товарищ старший лейтенант…
«Откуда ей теперь известно мое звание?» — мелькнула мысль у Буриана.
— …Геза Гудулич провел минувшую ночь со мной, в моей постели.
Это бесстыдное признание не вызвало даже румянца па ее лице. Она продолжала:
— Он был у меня всю ночь, с вечера до самого утра. Только когда уже совсем рассвело, он оделся и ушел.
Сделав это неожиданное заявление, Анна не опустила глаз. Она старалась уловить, убедила ли в нем офицера милиции.
— Речь идет обо мне, и в это доверит каждый.
У Буриана готов был сорваться с языка коварный вопрос, но выражение глаз женщины его остановило.
— Хорошо, пусть так.— Лейтенант снова потупился.— Я поверю в то, что вы сказали, но только при том условии, если вы докажете, что вы и прежде встречались с Гудуличем.
— Как можно это доказать?
— Извините, очень просто. Прежде чем вы с ним увидитесь, я сам спрошу его, когда и как часто вы встречались в последнее время. А вы мне скажете об этом здесь, сей час. Останется лишь сравнить оба показания.
Женщина молчала. Внимание ее напряглось, как и туго натянутый шелк шали.
— Конечно, небольшое расхождение не в счет,— продолжал Буриан,— но что касается самого последнего времени, данные должны совпадать.
У Анны вырвался легкий стон.
— Поймите же, это случилось вчера первый раз! Странно, но Буриану почему-то приятно было услышать эти слова.
— Отлично. Это меняет дело. Однако почему…
— Почему это случилось именно теперь, вчера? Да потому, что от него недавно ушла жена. Он был этим очень огорчен.
— Значит, с горя? Полагаю, это несколько оскорбительно для вас.
— Оскорбительно? Для меня? — В голосе Анны уж не было жалобных ноток. Она стремительно вскочила се стула и заходила по комнате, теребя концы своей шали.
— Да, давненько мы знакомы… Мне хотелось бы, чтобы вы называли меня Рудольф, как тогда. Или просто Руди.
— Можно и Руди,— начал председатель.— Так подойдет?
— Лучше не придумаешь!
Майор Кёвеш поначалу собирался усадить Гудулича в машину.
— Поехали к вам! Буду рад познакомиться со счастливым семейством.
Гудулич растерялся. Вид у него был явно смущенный. Кёвеш понял.
— Не стесняйтесь, старина! Живете скромно? Что же, тем лучше. И ваша супруга непременно пригласит меня к праздничному обеду, не так ли? Но я человек хитрый
и поэтому решил пригласить вас сразу же на ответный обед, сейчас, сегодня же! Предварительный реванш, понятно? Вот удивится моя жена, когда мы явимся к ней вместе! Ну, показывайте, куда идти? Пешком? Идемте пешком, все равно.
Они уже сделали несколько шагов, но ноги плохо повиновались Гудуличу.
— Прежде позвольте мне кое-что вам объяснить, товарищ майор…
— Мне хотелось бы, чтобы по праву старинного знакомства вы называли меня Рудольф, как тогда. Или просто Руди.
— Можно и Руди! — начал председатель.— Так подойдет?
— Лучше не придумаешь! Руди — это превосходно! Предложив двигаться дальше, Гудулич заговорил быстро и нервно, проглатывая окончания слов.
— Руди, если мы пойдем медленно, я успею тебе кое-что рассказать. Как известно, я воспитывался в приюте, а оттуда меня, еще малышом, отдали в одну семью…
— Значит, ты был подкидыш?
— Как ты мог подумать? Нет, подкидышем я не был. Мне исполнилось девять лет, когда умер мой отец, и шел двенадцатый, когда за ним последовала мать. Я очень ее любил, а жили мы на краю села возле самой плотины. Проказник я был отменный, но меня никогда не били. Я не помню даже ни одного сурового слова от родителей. Тогда меня звали Цомпо.
— Не будем о проказах.
— Хорошо, не будем.
— Но почему Цомпо [8]? Тебя так дразнили сверстники?
