Брюзга. Теперь Келемен вспомнил и об этом. Брюзга — кличка Антала Шмидта. Да, среди них был еще один, которого звали Копилкой. А другого — Кактусом. Зазвонил телефон. Бела взял трубку.
— Да, я слушаю.
Он внимательно выслушал Бакоца, затем произнес:
— Спасибо, Лекси. Сейчас скажу Шомфаи, и мы сразу же принесем.
Келемен позвал из соседней комнаты Шомфаи, тот достал из шкафа перевязанный шпагатом и снабженный номером бумажный сверток, и уже по пути Келемен сообщил ему, о чем он говорил с Бакоцем. Бакоц сидел в шестой комнате за столом, заваленным предметами, обнаруженными при обыске.
Шомфаи склонился над столом, что-то внимательно рассматривая, потом выпрямился, посмотрел на Келемена, перевел взгляд на Бакоца и кивнул головой. Сверток он протянул Бакоцу, который спрятал его в ящик стола.
— Вы останетесь здесь? — спросил Бакоц.
— Мы перейдем в ломнату Натрана и включим там репродуктор.
Они пересекают пустой кабинет и входят в соседнюю комнату. Садятся. Келемен включает репродуктор. Пока он молчит. Келемен выключает его.
— Грандиозная удача,— говорит Шомфаи, опираясь на стол.
— Что именно?
— А это.— Он кивает головой в сторону кабинета Бакоца.
— Ты составлял опись?
— Я.
— Бакоц тоже получил ее?
— Выходит…
— Тогда это не грандиозная удача, а профессиональный Опыт. Бакоц — старый специалист.
— Но чтобы так быстро…
— Одно дело решается быстро, другое медленнее. А бывает, тянется годами. Но и тогда профессиональный опыт дает свои плоды.— Келемен вновь включает репродуктор. Раздается голос Бакоца:
— А нож?
— Вы хотите знать, откуда я его взял, господин капитан? Этот ножичек я выиграл у Жано, то есть у Яноша Ковача, прошлым летом. Он поставил его за десятку.
— А часы?
— Честно куплены. У меня еще хранится чек.
— Запонки золотые?
— Что вы, господин капитан. В киоске купил за шестьдесят форинтов.
— Что тут еще? Пояс, галстук… Этот галстук заграничный. Он тоже из, какой-нибудь машины? Говори смелее, Антал, теперь это не имеет значения.
— Подарок от одной особы. На день рождения. Могу доказать.
— Хорошо, верю. Носовой платок. Вижу, что твой — на нем твоя монограмма. АШ — Антал Шмидт.
— Мой.
— Бумажник? Красивый. Откуда он у тебя? В Венгрии такие не продают.
— Тоже подарок, господин капитан. Только от другой особы.
— Кстати, Антал, это тоже лишь формальность.
— Да, господин капитан. Понимаю.
— Значит, этот носовой платок тоже твой. Совершенно такой же, как и вот тот. С твоей монограммой: АШ — Антал Шмидт.
— Я… я не понимаю, вас господин капитан.
— И этот. Это тоже твой носовой платок. Тот же материал — швейцарский батист, та же отделка, та же монограмма. У всех одиннадцати. Двенадцатый у тебя. Как раз дюжина носовых платков с монограммой.
— Эти носовые платки не мои, господин капитан! Честное слово, не мои! Тут какая-то случайность!
— Конечно, случайность. Конечно, эти не твои. Но остальные одиннадцать платков -твои одиннадцать — у тебя дома? Ты, разумеется заказывал дюжину? Ведь не принято заказывать всего лишь один носовой платок с монограммой! Как ты думаешь?
— У меня только один носовой платок, господин капитан. Клянусь, только вот этот. Остальные не мои!
— Ну конечно, не твои. Ни один из них. Да и этот один — тоже не твой, Антал. Сказать чей? Или сам скажешь? Ты его взял себе, потому что монограммы совпадают.
— Господин капитан… я… я ничего…
— Закури, Антал, и расскажи, почему ты убил Шоммера. Ты видишь, нам известно все. Постарайся честным признанием смягчить себе приговор.
— Клянусь, господин капитан, это не я!
— Зря клянешься, Антал. Зазвонил телефон.
— Подожди секунду,— Бакоц взял трубку:— Да, да. Хорошо. Спасибо. Отлично.— Он кладет трубку и снова обращается к Анталу Шмидту:— Зря ты клянешься. В результате вскрытия у Шоммера в слизистой носа были обнаружены следы галотана. А в левом кармане твоего пальто найдены крошки стекла разбитой ампулы. Об этом мне сейчас сообщили из лаборатории. Не правда ли, между этими двумя обстоятельствами есть какая-то связь? Отпираться, как видишь, бесполезно. Для тебя лучше сразу сознаться, что ты его убил.
— Я не убивал его! Я не убивал! Я только усыпил. Я думал, он очнется от холодной воды. Клянусь, я не убивал его. Я только хотел отобрать у него японский фото объектив…