— Как она выглядит?
— Толстая.
— Работает?
— Она повар в какой-то заводской столовой.
— Ты знал о том, что в прошлом месяце Хуньор ушел из дому?
— Знал. Вильма сказала.
— Как?
— Вечером, когда мы шли вместе с занятий.
— Я не об этом. Как она сказала?
— Очень горевала. Но сказала, что отец прав и на его месте она давно бы так поступила.
— Вон оно что! Значит, она не любит мать?
— Не знаю. Возможно. Во всяком случае, она не восторгается ею. Сказала как-то, что если бы она была мужчиной, то не смогла бы жить с ней…
— Понимаю. Она не говорила о том, что у отца есть женщина?
— Нет. Об этом не говорила. Но она очень любила отца.
— Он не предупреждал ее, что уйдет из дому?
— Нет, но на другой день он ждал ее у школы и они о чем-то говорили.
— О чем? Может, о том, почему он ушел из дому?
— Не знаю.
— Хорошо. Ну а по разговору ты мог догадаться, из-за чего он ушел?
— Да как… Не знаю… Должно быть, из-за того, что они часто скандалили. Вернее, мать скандалила.
— Ревновала?
— Откуда мне знать… Наверное. Этого я не знаю. А врать не хочу.
— Правильно. Врать не надо. Кого ты еще знаешь из их семьи? Дежёне Балог знаешь?
— Кто это?
— Сестра Хуньора. Его убили в ее домике.
— А-а… слышал. Я знаком с ее дочерью Бориш. Только не знал, что ее фамилия Балог. Она модельерша. Хорошая женщина. Видел ее один раз в университетском кинотеатре, когда смотрел фильм Янчо. Вильма подошла к ней, и они о чем-то поговорили. На ней еще была очень уж короткая мини-юбка.
— А у тебя хорошая наблюдательность.
— Да?… Только не уверяй меня, па, что ты сам таких вещей не замечаешь.
— А разве я уверяю? Теперь скажи мне, почему моя болезнь оказалась так некстати.
— А, да… Это из-за Вильмы. Она знает, что ты мой отец, то— есть знает, что это по вашей части, что вы там занимаетесь расследованием…
— Ну и?…
— Просила передать, что хотела бы прийти к тебе.
— Но ее и без меня допросят. И уже, наверное, допросили.
— Да. Но она доверяет только тебе.
— Мне?
— Да. Я сказал ей, что ты предок очень порядочный.
— Благодарю. Это любезно с твоей стороны. Только будь добр, не делай мне больше рекламу.
— Хорошо, па. Значит, можно ей прийти?
— Сюда? На квартиру?
— Ну, раз ты не на работе…
— Как у тебя все просто, Андриш… Я ведь сейчас болею и не имею права вмешиваться в расследование.
— Да я и не думал об официальном расследовании. Только так, приватус.
— Приватус? А ты знаешь, что такое приватус?
— Латинское слово. Значит — в частном порядке.
— Спасибо за разъяснение. Хорошо, пусть приходит завтра к пяти.
— У нас до полшестого занятия в кружке.
— Тогда после занятий. Но твое присутствие необязательно.
— Я потерплю, па.
— А теперь убирайся, а то я чем-нибудь запущу в тебя… И прихвати с собой поднос!…
Это было еще в понедельник.
Первая половина вторника оказалась для Белы Келемена суматошной. Врач ушел в четверть десятого. Бела прочитал половину главы из романа «Случай с торговцем ковров из Алеппо», но чтиво было скучным, и он заснул. В четверть двенадцатого поговорил по телефону с Раудером, а через полчаса товарищ Банга принес огромный пакет с двумя папками, в одной из них были копии материалов расследования, в другой — фотографии. Манци угостила Бангу черным кофе, они поговорили, потом гость ушел, а Бела до обеда — Манци подала обед в четверть второго — изучал материалы. После обеда он принял лекарство и снова заснул. В полтретьего проснулся, встал, пошел в ванную, умылся. На столике нашел записку жены: «Ушла к вязальщице. Вернусь около пяти».
Бела надел телогрейку бордового цвета и, прихватив пачку новых салфеток, уселся в свое любимое кресло у печки, включил радио и под звуки программы «Только для юных» вновь просмотрел весь материал.
Допросили проводника электрички. Он точно помнил, что Хуньор был в электричке, отправлявшейся в восемнадцать пятьдесят пять. Поезд останавливается у рыбачьих домиков по требованию, следовательно, тот, кто хочет сойти, должен заранее предупредить проводника. Хуньор предупредил. Огромная охотничья сумка лежала на полу, у его ног. Проводник спросил его, почему он не положит ее наверх, на багажную полку. Хуньор ответил, что не хочет, чтобы угольная пыль сыпалась на головы пассажиров. Проводник помнит, что у него еще был туго набитый портфель, хотя, впрочем, он не уверен, что именно у него видел портфель и что это было именно в среду, во второй половине дня. У рыбачьих домиков, кроме Хуньора, никто не сходил. Проводник узнал Хуньора — из шести он выбрал именно его фотографию.
