Неподалеку от столовой нас встретили распространители листовок из ШАП, Швейцарской автономной партии. Примерно раз в два месяца эти горячие поборники за лучшее социалистическое будущее для Швейцарии выстраивались перед нашей кормушкой и совали нам свою духоподъемную революционную пищу в виде левого листка под названием «ШАП-Хеми». Каждый раз при появлении этих политпроповедников руководство концерна предусмотрительно распоряжалось выставлять вместительные урны у входа в административное здание. Вовсе запретить распространение пропагандистских материалов было нельзя, так как эти провозвестники марксизма стояли на государственной земле, даже на тех немногих квадратных метрах, которые концерн «Вольф» уступил государству ради строительства четырехрядного шоссе, облегчившего для концерна проблему грузового и пассажирского транспорта. Против этого строительства члены ШАП провели в свое время референдум.
Среди участников пропагандистской акции, как всегда, оказался и Хайнц, которого я знал еще с давних времен, когда его подружка решила изменить ему со мной — она считала себя женщиной эмансипированной, что и захотела доказать на деле. Мы поздоровались с ним вошедшей у нас в привычку заговорщицкой улыбочкой. Вероятно, он вспоминал, как и я, при каждой встрече те долгие ночи в старом городе, на квартире у Лизы, когда мы до утра спорили о современной семье, собственническом отношении к человеку, ролевом поведении, фрустрации и толерантности, а имели в виду вечные темы, вроде власти, зависти или ревности. С тех пор мы оба давно сменили своих приятельниц, теперь мы встречались как бывшие знакомцы-соперники; о политике мы с ним никогда не заговаривали. Хайнц почти стыдливо протянул мне свою листовку — вероятно, она вновь пестрела грамматическими ошибками, обычными в левоальтернативной печати, словно борьба против буржуазии начинается с борьбы против правописания. А может, этой смущенной улыбкой Хайнц скрывал свое презрение — ведь я в его глазах был, пожалуй, рабом правописания по Дудену и правил приличия по барону фон Книгге. Урси и Виктор просто отмахнулись от протянутых листовок. Ханс-Петер тут же бросил ее в зеленую урну. Вернер задумчиво сунул листовку в карман замшевой куртки, поскольку все его мысли были целиком поглощены передвижениями пешек, слонов и коней по воображаемой шахматной доске.
Меня же чуть не сшиб с ног заголовок: Базель отравлен концерном «Вольф». Внизу шел более мелкий шрифт: Утечка высокотоксичного вещества при недавней аварии на заводах концерна «Вольф»?
Пока шестеро моих коллег тянули шеи из-за спин других сослуживцев, выглядывая в витрине тарелки с образчиками сегодняшнего меню, я продолжал пялиться на специальный выпуск «ШАП-Хеми». Эрнст похлопал меня по плечу, так как я уже слишком долго заслонял от него яства, предлагаемые нашей столовой.
По сообщению совершенно надежного источника из концерна «Вольф», взрыв, произошедший вчера вечером на объекте № 71, привел к смерти одного из служащих (примечательно, что даже левые различают «белые» и «синие» воротнички), это произошло в ходе эксперимента, следствием которого могла стать утечка высокотоксичного вещества. Поскольку, вероятно, причиной аварии послужил перегрев опытной установки, то чрезвычайно вредоносные химические соединения могли попасть в атмосферу, то есть в воздух нашего города.
Утечка! Я отошел в сторону, уступая Эрнсту место за Бет в очереди к раздатчикам.
Значит, те странные предчувствия, охватившие меня еще в кабинете Бальмера, когда я услышал взрыв, — это не просто самовнушение, какое бывает на химических предприятиях. Яд! Кровотечение, донимавший меня кашель, скорчившийся в туалете покойник, тщательная промывка аварийного объекта, странная пропажа столь усиленно разыскиваемых Фешем фотографий — все это означало, что в материалах ШАП была по крайней мере доля истины.
— Вам хватит или еще? — Раздатчица нетерпеливо глядела на меня, подняв половник с новой порцией. В густой светло-коричневой подливке плавали кусочки мяса — вероятно, телятина. Я взял у следующей раздатчицы блюдо из комплексного обеда № 2 — шницель по-охотничьи, который она смачно шлепнула в мою тарелку. Однако аппетит у меня уже пропал.