Разносчик молчал.
— Ну, что же вы?
— Кухонными ножами, господин доктор, — покорно прошептал разносчик. Капли пота блестели у него на шее.
Хенци безмятежно попыхивал трубкой — воплощенная приветливость и доброжелательность.
— Дальше, фон Гунтен, чем еще, кроме кухонных ножей?
— Бритвами.
— Почему вы боялись упомянуть про них?
Разносчик молчал. Хенци как бы машинально протянул руку к абажуру. Но, увидев, что фон Гунтен вздрогнул, отвел ее. Вахмистр не спускал с разносчика глаз. Он курил сигарету за сигаретой. Хенци по-прежнему пыхтел трубкой. В комнате решительно нечем было дышать. Мне очень хотелось открыть окно. Но запертые окна входили в метод допроса.
— Девочка зарезана бритвой, — мягко, как бы вскользь заметил Хенци.
Молчание. Разносчик сидел на табурете, весь сникнув, как неживой.
— Поговорим по-мужски, милейший фон Гунтен, — откидываясь на спинку кресла, начал Хенци. — К чему ходить вокруг да около? Я знаю, что убийство совершено вами. Но знаю также, что вы потрясены этим не меньше меня, не меньше всех нас. Что-то на вас накатило, вы не помнили себя, точно зверь набросились на девочку и убили ее. Вас, помимо вашей воли, толкала какая-то неудержимая сила. Когда же вы очнулись, вам стало до смерти страшно. Вы бросились в Мегендорф, чтобы заявить на себя. Но в последнюю минуту у вас не хватило духу на такое признание. Соберитесь же с духом сейчас, фон Гунтен. А мы вам в этом поможем.
Хенци замолчал. Разносчик покачнулся на своем табурете — казалось, он вот-вот рухнет наземь.
— Говорю вам как друг, фон Гунтен, — убеждал Хенци, — не упускайте этой возможности.
— Я устал, — простонал разносчик.
— Все мы устали, — подхватил Хенци. — Вахмистр Тройлер, позаботьтесь, чтобы нам принесли кофе, а немного попозже пива. Разумеется, и для нашего друга фон Гунтена, пусть знает гостеприимство нашей кантональной полиции.
— Я невиновен, комиссар, верьте мне, невиновен, — хрипло прошептал разносчик.
Зазвонил телефон; Хенци снял трубку, назвался, выслушал внимательно, положил трубку на рычаг, ухмыльнулся.
— Скажите-ка, фон Гунтен, что вы ели вчера на обед? — благодушно спросил он.
— Бернские колбаски.
— Так. А еще что?
— На десерт — сыр.
— Какой? Эмментальский? Грюйерский?
— Нет, тильзитский и горгонзолу, — ответил фон Гунтен и отер пот, заливавший ему глаза.
— Неплохо едят торговцы вразнос, — заметил Хенци. — А больше вы ничего не ели?
— Ничего.
— Советую вам как следует подумать, — настаивал Хенци.
— Шоколад, — вспомнил фон Гунтен.
— Видите, вспомнили, — поощрительно кивнул Хенци. — А где вы ели шоколад?
— На опушке, — ответил разносчик и посмотрел на Хенци недоверчивым и усталым взглядом.
Лейтенант погасил настольную лампу. Теперь только верхний свет слабо пробивался сквозь облака табачного дыма.
— Я получил сейчас сведения из института судебной медицины, фон Гунтен, — соболезнующим тоном заявил он. — Вскрытие обнаружило в желудке девочки шоколад.
Теперь уже и я не сомневался в виновности разносчика. Его признание было только вопросом времени. Я кивнул Хенци и вышел из комнаты.
Я не ошибся. На следующий день, в субботу, Хенци позвонил мне в семь утра. Разносчик сознался. В восемь я приехал к себе на службу. Хенци все еще находился в бывшем кабинете Маттеи. Он стоял у открытого окна, обернулся ко мне с утомленным видом и поздоровался. Пол был уставлен бутылками из-под пива, пепельницы переполнены. Кроме него, в кабинете ни души.
— Признание со всеми подробностями? — спросил я.
— Это еще впереди. Главное, что он признал убийство на сексуальной почве, — ответил Хенци.
— Надеюсь, ничего противозаконного допущено не было? — пробурчал я.
Допрос длился свыше двадцати часов. Это, конечно, не разрешается, но не могут же сотрудники полиции всегда точно следовать предписаниям.
— Никаких других недозволенных приемов допущено не было, — заверил меня Хенци.
Я пошел в свою «boutique» и приказал привести разносчика. Он едва стоял на ногах, полицейскому пришлось его поддержать, однако он не сел, когда я предложил ему стул.
— Я слышал, фон Гунтен, вы сознались в убийстве Гритли Мозер, — сказал я, и голос мой прозвучал мягче, чем следовало.